Церковнославянский в наше время — это “язык без носителей”, но он не во всех отношениях “мертвый”. Именно по этой причине он получил у славян разнообразные названия, различное использование которых в филологических публикациях во многом зависит от соответствующих коннотативных (национальных, идеологических и т. д.) намерений авторов. Описание этого языка, как правило, основано на анализе письменных и печатных текстов. Лишь недавно в научный оборот были введены некоторые новые корпусы, дополняющие хорошо известную группу “классических” старославянских рукописей, которые при всем своем авторитете в истории славистики могут дать лишь очень приблизительное представление о богатстве языковой традиции церковнославянского языка в целом, так как в качестве средства реальной (устной) коммуникации этот язык сегодня можно наблюдать только в богослужении. В статье обсуждаются основные лингвистические концепции, применявшиеся к церковнославянскому языку в прошлом и настоящем (праязык, общий язык, литературный язык, язык-расширение и др.); выделяются различные бинаристские подходы, в которых церковнославянский противопоставляется разговорным идиомам; дается обзор многочисленных внутриязыковых вариантов (связанных с определенным регионом, эпохой, функцией, личностью или группой); обращается внимание на роль реконструкции в современных изданиях церковнославянских текстов и в учебной литературе, а также на часто игнорируемую роль языкового конструирования в ранних церковнославянских грамматиках и словарях; наконец, обсуждается возможность описания церковнославянского языка как модели для сравнительного изучения структурного разнообразия славянских языков в его эволюции.
Slověne = Словѣне
2017. — Выпуск 1
Содержание:
Согласно наиболее обоснованной точке зрения, в праиндоевропейском языке *sem- означало ‘unus’, а *Hoi̯H- — ‘solus’. В статье подробно разбираются аргументы за и против такой гипотезы. В праславянском мы наблюдаем распределение, обратное праиндоевропейскому: *samъ, опосредованно восходящее к *sem-, значило ‘solus’, а *edinъ, продолжающее *Hoi̯H-, имело значение ‘unus’. В данной статье рассматривается, как именно в праславянском *somHos (> *samъ) ‘idem’ расширило значение сначала на ‘ipse’, а затем на ‘solus’. Хотя в индоевропейских языках более распространённой является противоположная ситуация (‘ipse’ приобретает значение ‘idem’), определённую параллель для такого перехода мы находим в истории древнегреческого αὐτός.
Ключевые слова
Для выражения понятия знания славянские языки используют глаголы, производные от индоевропейских корней *ĝnō и *u̯ei̯d, но различаются условиями употребления обоих типов этих глаголов в современной литературной норме и условиями их семантического ранжирования. Как показано в настоящей статье, эти различия интересны не только с точки зрения лингвоспецифичности лексики, но также в контексте пересечения лексики и грамматики. Обслуживая сферу значений ‘зная, как’, словенский глагол с основой *ĝnō (znati) распространился и на семантическую сферу возможности и благодаря этому стал модальным глаголом. Хотя этот сдвиг и не удивителен с типологической точки зрения, он примечателен в общеславянской перспективе, поскольку этот особый путь грамматикализации в сторону семантики возможности в целом не известен прочим славянским языкам. Эта характерная черта словенского языка, которая, скорее всего, связана с длительными и интенсивными его контактами с немецким, проиллюстрирована в настоящей статье сравнением словенского языка с русским в трёх главных аспектах: 1) семантический диапазон глаголов vedeti / ведать и znati / знать, 2) лексикализация значения ‘знать, как’ и 3) взаимоотношения между понятиями знания, способности и возможности. Основное внимание уделено современным словенскому и русскому языкам, без подробных экскурсов в их историю, но с прицелом на дальнейшее исследование данного вопроса в широкой славянской и ареальной перспективе.
Ключевые слова
В большинстве славянских языков система релятивизации включает относительные местоимения типов ‘кто’ и ‘который’, противопоставленные по ряду признаков (этимология, одушевленность, допустимость атрибутивных контекстов, состав парадигмы). Из существующих исследований известно, что на выбор между этими местоимениями во многом влияет тип вершины, в частности, местоимения типа ‘кто’ более допустимы в некоторых языках при вершинах, выраженных местоимениями (‘те’, ‘все’, ‘тот’ и др.), а из них — при вершинах в единственном числе. Целью настоящего исследования является дополнение известных тенденций по распределению релятивизаторов количественными данными и обобщение доступных данных по допустимости и частотности относительных местоимений в рамках единого подхода. Для получения количественных данных, сопоставимых с известными различиями по допустимости, статистически значимые количественные различия устанавливаются на материале корпусов славянских языков. Согласно проведенному исследованию, количественные и качественные тенденции по распределению местоимений ‘кто’ и ‘который’ хотя бы частично подчиняются общим закономерностям. Так, в словацком, польском и лужицких языках вершина ‘те’ в отличие от вершины ‘тот’ не допускает использования местоимения ‘кто’, тогда как в чешском, словенском, сербо-хорватском, украинском, белорусском и в русском языке XVIII века та же тенденция проявляется в количественных предпочтениях. Кроме того, корпусные данные позволяют установить различие между вершинами ‘все’ и ‘те’, которое не приводит к грамматическим запретам ни в одном из исследованных языков. Еще одним параметром, влияющим на распределение относительных местоимений, оказывается семантический тип относительной клаузы: местоимение ‘кто’ наиболее предпочтительно в максимализирующих относительных предложениях и наименее предпочтительно в нерестриктивных. Можно предположить, что эти и некоторые другие тенденции в дистрибуции местоимений ‘кто’ и ‘который’ определяются одним макропараметром — степенью вложенности вершины в относительную клаузу.
Ключевые слова
Богатство славянских грамматических категорий и их взаимопроникновениe особенно ярко выражается в согласовании однородных подлежащих со сказуемым. С учетом дополнительных условий (в славянских языках это порядок слов и семантическая категория одушевленности) можно ожидать разнообразные формы согласования, которые могут зависeть как от конкретного контекста, так и от говорящего. В данной статье согласование однородных подлежащих со сказуемым исследуется на материалe средневековых текстов, написанных глаголицей на хорватском церковнославянском языке. Грамматическими категориями, в которых проявляется согласование однородных подлежащих сo сказуемым в данном корпусе текстов, являются число, род и лицо. Анализ включает подлежащие, связанные соединительными и несоединительными союзами, и подлежащие, связанные структурой градации (то есть “не только . . . , но и”). Кроме того, проанализированы комитативные и взаимные группы подлежащих. Исследование показывает, как в проанализированных примерах реализуется синтаксическое согласование (согласование сказуемого с одним подлежащим) или семантическое согласование (согласование сказуемого со всеми подлежащими). Синтаксическое согласование может быть контактным (согласование сказуемого с ближайшим подлежащим) или дальним (согласование сказуемого с отдалённым подлежащим). Семантическое согласование в данном корпусе текстов реализуется в основном в соответствии с так называемыми правилами разрешения, открытыми для славянских языков Г. Г. Корбеттом. Однако исследование показало, что пересмотр правил для распознания категории числа необходим прежде всего из-за двойственного числа, которое, хотя и отсутствует в большинстве современных славянских языков, именно в истории славянских языков в полной мере проявляет свои свойства, которые выражаются в согласовании.
Ключевые слова
В статье анализируются послания Климента Смолятича, митрополита Киевского, написанные между 1147 и 1154 гг. и направленные в Смоленск — священнику Фоме и князю Ростиславу Мстиславичу. Послание Климента Фоме хорошо известно, послание же его Ростиславу не сохранилось и является предметом реконструкции. Показывается, что содержание обоих посланий обусловлено внутрицерковным конфликтом, возникшим после неканонического поставления Климента на киевскую митрополиию в 1147 г.
Ключевые слова
Статья посвящена этимологии имени варварского вождя из первого посмертного чуда в «Житии св. Стефана Сурожского», который в древнерусском переводе называется Бравлинъ, а в армянском, опубликованном в 2006 г., — Պրաւլիս (/Praulis/ или /Braulis/). Эти формы заставляют реконструировать в утраченном греческом оригинале жития форму Μπραῦλις. Авторы последовательно рассматривают известные попытки этимологически сблизить это имя с различными словами и именами: с древнерусским бран(ъ)ливъ (списки древнерусского перевода жития), со шведским топонимом Bråvalla (А. А. Куник, Г. В. Вернадский, Н. Т. Беляев, О. Прицак), с индоарийским *pravlīn(а)- (О. Н. Трубачев), с именем епископа Сарагосы Braulio (В. Г. Васильевский), с готским именем *Bra(h)vila, реконструируемым М. Шёнфельдом (Н. А. Ганина). По лингвистическим соображениям ни одна из этих этимологий не может быть признана безупречной. Засвидетельствованное в поздневизантийское время позиционное озвончение начального Π- позволяет осторожно предположить в качестве источника для имени нашего героя хорошо известное греческое имя Πραῦλις (от πραΰς ‘кроткий, смирный’).
Ключевые слова
В статье устанавливается, что для древнерусской коммуникации так же, как и для современного руского дискурса, свойственно употребление монофункциональных и полифункциональных косвенных речевых актов. При этом важным аспектом определения иллокутивных функций древнерусских косвенных речевых актов является их верифицируемость: о том, что высказывание воспринимается в качестве косвенного речевого акта, свидетельствует вербальная и/или невербальная реакция собеседника, а также то, что в рамочных конструкциях, предваряющих и завершающих реплики, автором текста указываются коммуникативные целеустановки говорящего и собеседника. Анализируя использование монофункциональных косвенных речевых актов в оригинальных (не восходящих к другим текстам) диалогических фрагментах “Повести временных лет”, автор статьи выстраивает их типологию. Выделяются группы невопросительных и вопросительных косвенных речевых актов, для каждой из которых определяются характерные для нее признаки. Семантика невопросительных высказываний в большинстве случаев связана с выражением непрямых видо-временных значений глагольных форм. Использование вопросительных высказываний в качестве косвенных речевых актов чаще всего связано с изменением не только иллокутивной функции, но и пропозитивного содержания предикативной единицы: воспросительные высказывания с отрицанием должны восприниматься в качестве утвердительных невоспросительных высказываний, и наоборот. Автор приходит к выводу, что использование современных монофункциональных косвенных речевых актов имеет традиционный характер, будучи тождественным их функционированию в древнерусской речи.
Ключевые слова
Статья посвящена определению основных черт историописания, характерных для “Летописи Монаха Сазавского”, одного из чешских латиноязычных историографических произведений, относящихся к группе так называемых “Продолжений Козьмы Пражского” (Continuationes Cosmae), и соотнесению авторского метода Сазавского монаха с методом, использованным в древнерусском летописании того же времени, а именно в Киевской летописи. В статье исследуется роль хронологической линии в нарративной структуре обоих произведений и выявляется тенденция к нарушению или ослаблению погодной сети, которое, однако, не имеет последовательного характера, и хронологическая линия не заменяется другим структурообразующим принципом (как, например, в Галицко-Волынской летописи). Данный подход определяется как гибридизация анналистической структуры. Тенденция к нарушению погодной сети связана и с включением самостоятельных литературных памятников в хронологически построенное изложение истории, что особенно наглядно в способе, которым Монах Сазавский вставил в хронологическое повествование Козьмы текст под заголовком “De exordio Zazavensis monasterii”. Типологическое сходство между “Летописью Монаха Сазавского” и Киевской летописью проявляется также в способности инкорпорировать тексты нелитературного (юридического) характера. В обоих сравниваемых памятниках авторский субъект играет бóльшую роль, чем в анналах, однако — особенно в Киевской летописи — не настолько значительную, как в авторских хрониках латинского средневековья, в том числе Чешской хронике Козьмы Пражского. В этом смысле анализируемые памятники определяются как тексты, вышедшие за рамки жанра анналов, но и не ставшие хрониками, так как их авторы не смогли преодолеть разнородный характер используемых источников, дать тексту цельную повествовательную перспективу и выступать в тексте в качестве авторитета, определяющего способ повествования, а также гарантирующего качество использованных источников и достоверность оценочных суждений.
Ключевые слова
Статья посвящена исследованию функций библейских цитат в “Слове о расслабленном” Кирилла Туровского (1130–1182) и нацелена на проверку основательности и стабильности той “функциональной модели”, которая была выведена нами ранее из “Слова на вербное воскресенье” того же автора. Анализ показывает, что обе этих проповеди отталкиваются от “функциональной модели”, характерной для проповедей епископа Луки Жидяты († 1059), митрополита Никифора I († 1121), игумена Моисея († 1187) и епископа Серапиона Владимирского († 1275), поскольку имеют общую основную экзегетическую цель. Эта цель достигается при помощи особой “литургико-экзегетической” функции библейских цитат, что сближает модель данных проповедей с моделью патристической экзегезы. С учетом посреднической роли литургии и литургических книг в 36-й “Беседе” Иоанна Златоуста на Евангелие от Иоанна был обнаружен конкретный пример такой модели.
Ключевые слова
В статье проанализированы ошибки, зафиксированные в Христинопольском (толковом XII в.) и Толстовском (последовательном XIV в.) списках Апостола. В результате получены новые сведения о характере восприятия заимствованной лексики, переосмысления текста, влияния антиграфов и текста толкований, а также о личности писца Толстовского списка, где неточности встречаются наиболее часто. Выявлены ошибки на лексическом (в том числе зависящие от искажений в греческом первоисточнике) и на грамматическом уровне. На уровне лексики это несоответствия, спровоцированные смешением паронимов либо омонимов в греческом тексте, различные трансформации апеллятивов в онимы и наоборот. Все это могло как присутствовать в антиграфе, так и появиться непосредственно в изучаемом списке. Грамматические ошибки зафиксированы на микро- и макроуровне. Выявлены случаи неверного синтаксического членения в рамках синтагм либо на границе рубрик, присутствующих в Толстовском списке в силу влияния на его структуру апракосного и толкового типов текста. Для обоих списков характерно также влияние толкований, которое проявляется либо в грамматической и содержательной перестройке основного текста, либо в прямом включении толкований в текстовое поле рукописи (последнее не предусмотрено для последовательного текста, представленного в Толстовском списке). Относительно писца Толстовского Апостола можно заключить, что он не отличался высоким уровнем грамотности и знания новозаветных реалий, а также не имел в своем распоряжении копии греческого оригинала и более исправных славянских антиграфов.
Ключевые слова
В рукописи второй половины XV в. сохранился фрагмент славянского перевода “Послания трех восточных патриархов императору Феофилу”. Фрагмент охватывает начальные статьи послания, формулирующие взаимоотношение светской и церковной власти. Сопоставление с полным текстом перевода, известным как “Многосложный свиток”, показывает, что в рукописи сохранился иной перевод, отличающийся от известного исследователям. Сравнение сгреческими списками “Послания трех восточных патриархов” позволяет указать, к какой из греческих рукописей наиболее близок неизвестный до сих пор славянский перевод. Изучение рукописи, в которой находится фрагмент перевода, приводит к выводу, что кодекс был составлен книжником, которого волновали вопросы, связанные со становлением структуры государственной власти в России.
Ключевые слова
Новгородский архиепископ Иона (1458–1470 гг.) — один из наиболее значительных русских церковных деятелей второй половины XV в., причисленный после кончины к лику святых. Сведения о нем отразились в ряде литературных памятников XV–XVI вв. Одним из них является краткий “Рассказ о предсказании Ионе архиепископства”. Данное произведение, по мнению исследователей, послужило источником “Жития” новгородского владыки. Вопросам истории текста “Рассказа” и посвящена настоящая статья. Во-первых, в работе рассматривается история изучения памятника. Во-вторых, дается обзор и характеристика всех известных списков произведения. В науку вводятся новые списки памятника. В-третьих, производится сопоставление редакций памятника, выявляются те их особенности, которые ранее в историографии не учитывались. В заключение рассматривается вопрос о влиянии “Рассказа” на “Житие архиепископа Ионы”, вошедшее в Великие Минеи Четьи. Автор пытается установить, какой именно список “Рассказа” был использован в “Житии”.
Ключевые слова
В статье анализируются литературные источники Жития Александра Свирского, написанного свирским игуменом Иродионом. Исследование показало, что заключительная глава с автобиографическими сведениями из жизни агиографа скомпилирована из трех источников: Жития Феодосия Печерского, Жития Никона Радонежского и послесловия книжника Афанасия к “Оку церковному”. Первый из них был указан еще И. Яхонтовым (1881), но заимствования из него в заключительной главе Жития Александра Свирского до сих не отмечались. Другие два источника выявлены впервые. В свое время Яхонтов пришел к выводу о том, что Иродион использовал в своей работе жития русских преподобных, основателей монастырей, преимущественно сочинения Пахомия Логофета. В настоящее время есть основание говорить о том, что свирский агиограф не руководствовался только лишь патриотическими или жанровыми соображениями и что он не был подражателем Пахомия. По всей видимости, выбор источника мотивировался конкретной литературной задачей и каждой конкретной сценой, описание которой он создавал на основе текстов предшественников. Текст всех известных на сегодняшний день источников, особенно тех, которые при включении в Житие не подверглись изменениям, может быть привлечен в качестве контрольного при сличении списков памятника и построении их стеммы.
Ключевые слова
Изучение первого издания “Хроники” Мартина Кромера позволяет показать зарождение в польской исторической мысли середины XVI в. элементов научного исследования при рассмотрении таких вопросов, как прародина славян, пути и хронология их миграций на земли Центральной и Юго-Восточной Европы.
Ключевые слова
Главной задачей настоящей статьи является описание типов и функций библейских и богослужебных цитат в произведениях М. В. Ломоносова. Обращение к корпусу ломоносовских текстов показывает, что явные цитаты из библейских и богослужебных текстов можно найти как в поэзии, так и в прозе, причем не только в “поэтической” ораторской прозе. В статье рассматриваются различные формы использования библейско-богослужебного контекста в торжественных одах, естественнонаучных текстах, служебных документах и письмах Ломоносова. Источниками приводимых в статье библейско-богослужебных цитат послужили Московская Библия (1663), Минея праздничная (1730) и Октоих (1715). Исследование демонстрирует, что в произведениях Ломоносова библейский источник может упоминаться без цитирования, может быть использована маркированная цитата, библейско- богослужебный контекст может включаться в собственную речь Ломоносова без переосмысления, а может приобретать дополнительные смыслы. Особой формой следует считать использование библейско-богослужебной фразеологии. Среди специфических функций библейско-богослужебных заимствований выделяются следующие: а) подключение библейского и богослужебного ассоциативного ряда к сюжету ломоносовской торжественной оды (важной проблемой при этом является определение того, какой именно ассоциативный ряд подключается — собственно библейский или богослужебный); б) иллюстрирование при помощи цитат рассуждения о совместимости науки и религии в естественнонаучных трудах; в) использование библейско-богослужебной речевой стихии для создания полемического и иронического контекста в прозаических произведениях разных жанров; г) акцентирование высказываний в ломоносовских письмах, в результате чего возникает своеобразный эффект “переключения языков”.
Ключевые слова
В статье обосновывается версия о происхождении русского просторечного слова мазурик от обозначения этнографической группы поляков мазуры (Mazury), относящегося к жителям Мазовии (земли в центральной и юго-восточной Польше), а также переселенцам из этой области в других направлениях, главным образом на северо-восток. Эта версия высказывалась ранее в литературе, но не получала развернутой аргументации. Авторы показывают, что слово мазурик входит в обширное семантико-деривационное гнездо с вершиной мазур, восстанавливаемое с учетом общенародных и диалектных фактов. С помощью данных лексической системы и фольклора реконструируется языковой портрет мазура в русской традиции, который сопоставляется с языковым стереотипом о мазурах в языке-источнике (польском) и в языках тех народов, которые тесно контактировали с мазурами (украинском и белорусском). Основные черты этих портретов совпадают в названных языках и создают ярко-негативный образ мазура в славянских традициях, что делает “польскую” этимологическую версию семантически правомерной. Кроме того, авторы приводят аргументы в ее пользу с точки зрения словообразования, лингвогеографии и социолингвистических характеристик слов рассматриваемого гнезда. Отмечается, что дериваты гнезда мазур испытывают аттракцию к близким по форме и значению лексемам другого происхождения, в частности, к дериватам глагола мазать, словам мурза и замурзанный. Статья содержит комментированный обзор существующих в славянской этимологической литературе версий происхождения рус. мазурик. Предложены также мотивационные решения для некоторых других слов, восходящих в конечном счете к польск. Mazur.
Ключевые слова
Цель настоящей статьи — представить опыт сравнительной типологии инославянских переселенческих говоров на территории Российской Федерации. Рассматриваются два чешских и два польских говора, локализующиеся на Северном Кавказе и в Сибири, а также западноукраинский говор сибирских голендров. Автор выстраивает внутриязыковую типологию этих говоров с точки зрения их сравнительного структурного анализа. Все описываемые говоры демонстрируют хорошую сохранность первоначальных диалектных систем, и вместе с тем все они испытали значительное воздействие своего языкового окружения, прежде всего региональных разновидностей русского языка. На некоторых участках их систем, однако, наблюдается даже развитие определенных инноваций, что свидетельствует о довольно высокой жизнестойкости этих идиомов.
Ключевые слова
Настоящая статья посвящена исследованию образа Византии в романе В. А. Каверина “Перед зеркалом”, в основу которого легла многолетняя переписка между советским математиком Павлом Безсоновым и художницей-эмигранткой Лидией Никаноровой. Отмечается близость христианской метафорики и религиозной рефлексии, которые Каверин приписывает художнице 20-х годов, образному и идейному ряду, характерному для эпохи самого Каверина и его современников. Сама идея обращения к Византии Кавериным не выдумана: в действительности реальная Никанорова неоднократно возвращается к византийской теме в своих письмах, однако само представление о Византии и роль, отведенная ей, в реальной переписке кардинально отличается от того, что читатель находит в романе. Основываясь на сравнении комплекса идей и метафор, связанных с Византией в реальной переписке, сохранившейся в личном архиве Каверина, и в романе, а также на других источниках, которыми пользовался писатель, мы надеемся показать, что византийский мотив в романе не только не заимствован Кавериным из переписки, но почти полностью является продуктом авторской фантазии. В статье также показано, что абстрактный образ Византии хотя и обусловлен во многом идейными настроениями советской интеллигенции 60-х годов, тем не менее оказывается в первую очередь воплощением автобиографических ассоциаций.
Ключевые слова
Статья посвящена комментированию двух благословений, которые дьякон Григорий, один из переписчиков знаменитой рукописи, призывает на заказчика кодекса — новгородского посадника Остромира. Показано, как благословение евангелистов оказывается связано с составом древнейшей русской датированной рукописной книги, а также как автор выходной записи строит сложную интеллектуальную игру, основываясь на свободном знании ветхозаветных текстов. Обыгрывается христианское имя свойственника великого князя, которое становится поводом для изысканного комплимента, с одной стороны, и для выражения надежд — с другой.
Ключевые слова
Статья посвящена отождествлению греческого оригинала церковнославянской повести, входящей в состав древнерусского Синодика и известной в списках начиная с XVI в. Ранее она предположительно считалась исконно принадлежащей латинской традиции и попавшей в восточнославянскую книжность при польском посредничестве. Предпринятые недавно попытки выявить ее греческий оригинал остались безрезультатными. В настоящей работе установлено, что эта повесть является церковнославянским переводом византийского душеполезного рассказа BHG 1449d, приписываемого Павлу, епископу Монемвасийскому (втор. пол. X в.). Одновременно продемонстрировано, что это произведение, по всей видимости, патерикового происхождения, присутствует также в иных церковнославянских сборниках: в некоторых редакциях Пролога простого и стишного, а также в одной из разновидностей Измарагда. Древнейшие из вновь выявленных списков этой переводной повести датируются первой третью XV в. Статью завершает публикация церковнославянского текста рассматриваемого произведения по одному из наиболее исправных списков, содержащемуся в рукописи Троице-Сергиевой лавры № 701 (Патерики азбучно-иерусалимский и сводный, 1469 г.), параллельно с оригиналом по существующему научному изданию рукописной версии греческого кодекса XIV в., созданного ок. 1330 г.
Ключевые слова
В статье рассматривается пересказ “Сказки о царе Салтане” Пушкина, записанный в конце XX в. от крестьянки из Новгородской области. Текст анализируется в двух аспектах: структурном (соотношение прозаического пересказа, стихотворных цитат и комментариев информантки) и лингвистическом (соотношение диалектных и литературных вариантов грамматических форм). Поскольку ориентация на вымысел, характерная для исходного текста, сменяется установкой на реальность происходящих событий, особое внимание уделено описанию трансформаций текста при пересказе, адаптации чужих элементов к знакомым информантке реалиям окружающей действительности и замене их своими. Так, в пушкинский сюжет вклиниваются рассказы из жизни повествователя, родственников (знакомых), а незнакомые рассказчице реалии заменяются привычными. Аналогичные преобразования происходят и на лексическом уровне. Пересказ приобретает черты традиционного фольклорного текста. Сюжет становится прямолинейным, упрощается: сохраняются лишь основные, “событийные” элементы, подробные описания опускаются. Детальный анализ некоторых элементов пересказа показывает, что по сравнению с исходным текстом меняется точка зрения повествователя: если в тексте “Сказки” ее можно охарактеризовать как внешнюю по отношению к повествованию, то в пересказе она становится внутренней. Кроме того, ряд отличий пересказа от исходного текста связан с тем, что он приобретает черты, характерные для устной речи. Особого внимания заслуживают две версии пересказа — “мужская” и “женская” (записанные, соответственно, собирателями мужчиной и женщиной). Версии пересказа различаются на сюжетном уровне: в “мужской” рассказывается об освобождении царевны Лебеди, в “женской” — о мести Гвидона теткам-обидчицам. Таким образом, разные фольклорные сюжеты, объединенные в пушкинском тексте, в пересказе снова разводятся, фигурируя в разных версиях.
Ключевые слова
В статье водится в научный оборот законопроект Временного правительства о “легализации” третьей по счёту в России (после Российской и Грузинской) Православной церкви — Древле-Православной Белокриницкой иерархии, с 1988 г. ставшей называться Русской православной старообрядческой церковью. Законопроект, датированный 18 октября 1917 г., не был утверждён Временным правительством по причине смены власти — 25 числа того же месяца.
Ключевые слова