Предметом исследования является трансформация философских идей в драматургическом опыте Владимира Соловьёва «Белая Лилия, или Сон в ночь на Покрова» (1878-1880 гг.). Обосновывается гипотеза о различиях в эстетическом и научном освоении и преломлении образа-символа Софии, воспринятом из мифологических и гностических первоисточников, послуживших основой для создания концепции философа. Анализ художественного произведения в контексте идей теоретических работ Вл. Соловьёва («Cophie», «Чтения о Богочеловечестве», «Смысл любви») и исследователей гностицизма и софиологии (А.Ф. Лосев, М.В. Максимов, А.П. Козырев, Г. Йонас, В.В Кравченко и др.) дал возможность выработать методологию исследования. «Расшифровывание» кодов различных учений, воплотившихся в мистерии-шутке, позволяет сделать вывод о том, что «Белая Лилия…» …демонстрирует тонкую ироническую саморефлексию автора, как бы взирающего со стороны на свои первые «философские интуиции», и именно ирония является основным художественным приёмом в мистерии-шутке Соловьёва.
Соловьевские исследования
2017. — Выпуск 4
Содержание:
Сложная междисциплинарная проблема взаимодействия двух важнейших составляющих русской культуры - философии и литературы - раскрывается на конкретном примере обращения философов и литераторов первой трети ХХ столетия к одному из ключевых текстов великого русского философа Вл. Соловьева - «Трем разговорам о войне, прогрессе и конце всемирной истории» (1900 г.). Особое внимание уделяется «проходным» образам «дыры» и «дыромоляев», возникающим в Предисловии к «Трем разговорам». Показывается, что образ «дыры»/«дыромоляев» является для Вл. Соловьева метафорой не только «слабости религиозной мысли», «узости философских интересов», приземленного рационализма современных интеллигентов, но и страшного «действительного обмана», реального зла, губящего человеческие души. Делается попытка выявить круг авторов начала ХХ столетия, взявших на вооружение соловьевский образ «дыры»/«дыромоляев», проследить основные тенденции его использования в философских, литературных и критических текстах, определить смысловое наполнение этого образа под пером философов (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, В.Ф. Эрн, А.Ф. Лосев) и литераторов (З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковский, К.И. Чуковский, Р.В. Иванов-Разумник, А. Белый, Б.Л. Пастернак, О.Э. Мандельштам и др.). Делается вывод о том, что этот образ получил распространение, потому что он маркировал нарастающее противостояние двух противоположных мировоззрений - религиозного (мистического) и позитивистского в самом широком смысле этого слова. Этот образ также выражал общее апокалиптическое предчувствие наступающей исторической катастрофы, причины которой философы и литераторы пытались с его помощью описать и диагностировать.
Ключевые слова
Священник Павел Флоренский - один из философов Серебряного века, обращение к наследию которого требует рассмотрения его с точки зрения преемственности идеям Владимира Соловьева. В результате сопоставительного анализа взглядов Флоренского и Соловьева выявлены существенные разногласия между философами, одно из которых касается их толкования таких философских категорий, как пространство и время. Предлагается ряд замечаний в отношении темпоральных концепций В.С Соловьева и П.А. Флоренского. Выявлены причины мировоззренческих разногласий между философами, связанных не только со спецификой философских и личностных позиций, но и с тем эпохальным культурным водоразделом, которым отмечен рубеж XIX и ХХ веков.
Ключевые слова
Рассматриваются вопросы, связанные с понятием «андрогин» в книгах Д.С. Мережковского «Тайна Трех. Египет и Вавилон» и «Тайна Запада. Атлантида и Европа». В целях раскрытия данного понятия вводится еще одно - «конкретная метафизика», принадлежащее священнику Павлу Флоренскому, ибо андрогин, с одной стороны, есть умопостигаемая сущность, а с другой - в андрогине отражается стремление людей к обретению в бытии утраченной целостности. Понятие «конкретная метафизика» корректируется с учетом различий между верой отца Павла Флоренского и размышлениями о вере Мережковского. При этом подчеркивается значимое для обоих мыслителей совмещение чувственного и сверхчувственного планов. Специальное внимание уделяется сущности культурфилософии андрогинна в текстах Мережковского, выявляются ее историко-культурные корни, подчеркивается актуальность для художественного сознания эпохи модернизма в целом. Выявляется специфика понимания Мережковским (вслед за поздним Шеллингом) развития времени: от более позднего к более раннему, от христианства к язычеству, что становится основанием для сближения разновременных культур. Указывается, что результатом такого сближения становится обнаружение «религиозной души» в поле, представлены формы ее репрезентации в текстах Мережковского. В заключение указывается на то, что мотив единства мира, его внутренней взаимосвязанности (двое как одно, андрогин) и далее будет развиваться Мережковским, но его «конкретная метафизика» сохранит общий смысл: будущее человечества - это его прошлое, иначе поименованное, в иных формах бытийствующее, но уже однажды давно случившееся, потому языческий миф и христианское предание есть абсолютная реальность.
Ключевые слова
Рассматривается политическая теология Д.С. Мережковского, З.Н. Гиппиус и Д.В. Философова, выраженная в сборнике эссе «Царь и революция» (1907 г.). В качестве основополагающего тезиса формулируется положение о том, что эта политическая теология является просвещенной и творческой переработкой русского мифа начала ХХ века о божественном царе. В центре внимания находится трактовка Мережковскими периода царствования Петра Великого как ключевого этапа в длительном историческом процессе сакрализации монарха. Сборник «Царь и революция» рассматривается в контексте научных исследований конца ХХ века, посвященных формированию и функционированию в различных мировоззренческих системах мифа о священном правителе. Обращается внимание на то, что Мережковские одновременно поддерживают и критикуют этот миф в духе русских религиозных раскольников в целях убедить французского читателя в неослабевающей актуальности мифа о священном правителе в России и в необходимости в первую очередь религиозного ответа на разворачивающуюся революцию.
Ключевые слова
Определение отечественной литературно-философской мысли 1917-1918 гг. (Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве, В.И. Иванов, С.Л. Франк, Г.И. Чулков, Д.С. Мережковский и мн. др.), осваивающей бурлящую современность во многом с опорой на идеи, образы, афоризмы Ф.М. Достоевского («подполье», «народ-богоносец», «бобок», «смердяковщина», «шигалевщина», «идея-страсть», «человекобожество», «все позволено» и др.), послужило основой для рассмотрения отношения Мережковского к суждениям Достоевского по вопросам, связанным с революционным движением, во время совершавшейся в России победоносной революции. Отмечена динамика восприятия писателем-символистом мнений русского классика XIX в.: если в 1910-е гг. Мережковский жестко полемизировал с автором «Бесов» по поводу роли интеллигенции в русском освободительном движении с позиций «религиозной общественности», то в 1917-1918 гг., особенно после опыта Октября, обнаружилось сближение их взглядов. Показано, что утвердившееся в течение 1917 г. «самодержавие народа» претило Мережковскому ничуть не меньше, чем свергнутый к тому времени царизм, переставший быть в глазах символиста источником всех российских бед, что отчасти примирило его с монархическими симпатиями Достоевского. Также прослежена генетическая зависимость концепта Мережковского «революционная аристократия» от понятия Достоевского «лучшие люди». Замечено, что противоположная эстетическая оценка событий Февраля-Марта и Октября восходит к афоризму Достоевского «Мир спасет красота». Доказано, что образ В.И. Ленина как «упыря» у Мережковского соотносится с Великим инквизитором из «Братьев Карамазовых» Достоевского. Материалом для анализа стали нерепубликованные статьи Мережковского 1917-1918 гг. из газет «День», «Русское слово», «Грядущее», «Наш век», «Вечерний звон», «Новая речь», «Новые ведомости».
Ключевые слова
Дан анализ полемики С.Л. Франка с Д.С. Мережковским. Обозначены основные полемические положения С.Л. Франка,направленные против идей «религиозного революционизма» Д.С. Мережковского и в целом - «нового религиозного сознания». В качестве материала для анализа выбраны статьи и выступления философа на страницах еженедельника «Полярная звезда», газеты «Слово», журнала «Критическое обозрение» и на заседаниях Религиозно-философского общества в Петербурге, одним из учредителей которого являлся Франк. Особый интерес представляют биографические моменты его личного общения с супругами Мережковскими на встречах в доме Мурузи, их сотрудничество в редакции журнала «Русская Мысль», издаваемом П.Б. Струве. Утверждается, что как мыслитель Франк в 1906-1910 годах постепенно шел от чистой философии канто-фихтеанства к абсолютному реализму (с мистическим опытом). Более подробно рассмотрено ключевое заседание Религиозно-философского общества 21 апреля 1909 года, посвященное критике сборника «Вехи». Сделан вывод о том, что, признавая несомненный литературно-критический и писательский талант Мережковского, его эстетический вкус, Франк отмечал «бесформенность» и нарочитое «фантазирование» автора в области философско-религиозной мысли. Эта оценка творческого наследия Мережковского Франком не была пересмотрена до конца его жизни.
Ключевые слова
Политика, функционирование ее институтов, оценка разных систем власти и проблема ее легитимности - это вопросы, которые очень часто затрагивались как в художественном, так и в публицистическом творчестве Д.С. Мережковского. Сопоставляются и анализируются политические мотивы и высказывания писателя в разные периоды его жизни и творчества. В анализе применяются категории, свойственные для философского, социологического и политологического дискурсов: «политическое», «поле власти», «символическое насилие», «типы власти», «идеология». В результате анализа выявлено отрицательное отношение Мережковского к политике и традиционным формам власти. Обращается внимание на существующие в художественных текстах многократные ссылки писателя на известные в истории политической мысли нового времени концепции государства и власти (Макиавелли, Гоббс, Лейбниц). Анализируются художественные образы политической жизни разных эпох, изображенные, главнымм образом, в романах «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)», «Антихрист. Петр и Алексей», а также в различных формах критических и гибридных жанров (произведения «Л. Толстой и Достоевский», «Наполеон»). Делается вывод о том, что отрицательная оценка форм и инструментов политики, а особенно критика разных проявлений политизации религии, вписывается в апокалиптические чаяния Мережковского, ожидавшего перевоплощенной действительности в новой эпохе Третьего Завета.
Ключевые слова
Рассматривается своеобразие адаптации религиозного и философского опыта Паскаля к «новому религиозному сознанию» в творчестве Д.С. Мережковского. Размышления французского ученого и философа о соединении веры и знания, о трех порядках бытия трансформируются в контексте поисков Третьего Завета, единства правды о духе, о небе, о личном спасении и правды о плоти, о земле, о спасении общественном. В суждениях Мережковского о личности и творчестве Паскаля выявляются существенные противоречия между историческим христианством и теоретическими построениями русского мыслителя, между апокалиптическим катастрофизмом и эвдемоническим эсхатологизмом в его идеях. В заключение делается вывод о том, что в настоящее время эта тема звучит особенно актуально в силу того, что на современную Россию опустился «самый острый край Креста», поэтому необходимо оставаться со Христом в это время, а не спать, говоря словами Паскаля.
Ключевые слова
Рассматривается проблема Единого, генология, в творчестве А.Ф. Лосева. Отмечается относительная новизна данного философского направления при многовековой актуальности проблемы (от досократиков до постмодернистов). Дается краткий обзор генезиса генологической проблематики в истории философии. Констатируется смещение акцента прочтения проблемы Первоначала с монистического на плюралистический, а также тенденция к нивелированию данной категории в западноевропейской мысли. Выявляется оппозиция, согласно которой можно говорить о двух типах метафизик - онтологии и генологии. Определяется, что первый тип присущ философским системам западноевропейской мысли (от Аквинского до Гегеля), второй - антично-средневековому неоплатонизму (Плотин, Прокл, Ареопагитики) и русской религиозной философии. В связи с этим обосновывается, что одной из главных целей генологии А.Ф. Лосева является разработка логических оснований для утверждения восточнохристианских представлений о Первотриаде, вопреки католико-протестантским и постхристианским. Утверждается, что, согласно Лосеву, диалектическая логика в применении к проблеме Единого (Первотриады) принципиальна, источником ее является греческая языческая мысль со своей особенной спецификой и точностью категориальной проработки генологической проблематики. Указывается, что, невзирая на сходный логический аппарат двух философских систем, их аксиологическое наполнение и источники существенно разнятся. Сделан вывод о том, что цель диалектики А.Ф. Лосева - создание мета-системы «абсолютной диалектики», базирующейся на Откровении, где не просто тварь и Творец будут отражены в своем со-действии, но весь мир можно будет увидеть как анагогический, восходящий к Первоначалу.
Ключевые слова
Исследуется современное состояние богословской критики концепции А.Ф. Лосева «имя есть энергия обозначаемой им вещи» в религиозном аспекте «имя Божие есть энергия Божия, а потому - Сам Бог». Делается экскурс в выдвигавшиеся против имяславия на начальном этапе философские аргументы. Анализируется современная богословская аргументация, рассматривающая лосевские идеи о меональной, т.е. имеющей тварную составляющую, структуре энергии и символа, как противоречащие православному учению о нетварности божественных энергий, догматически закрепленному Константинопольскими соборами в XIV веке. На базе текстов Лосева обосновывается отсутствие в имяславии концепции о доступе вне аскезы к стабильно пребывающей в имени Божьем божественной энергии. С использованием метода системного обращения к текстам и метода аналогии рассматриваются тексты св. Григория Паламы и учение о действенности и действительности церковных таинств, в результате чего утверждается некорректность отнесения учения об имени-энергии ко второму изданию учения Варлаама Калабрийского. Доказывается, что выработанная в VI веке (св. Максим Исповедник) православная философская стратегия, рассматривающая энергию агентом сущности, а не ипостаси, не может использоваться в качестве аргумента о невозможности для православного сознания считать энергией связанное с ипостасью имя, поскольку аргументы св. Максима Исповедника в действительности имели в виду, что сущность определяет характер действия, а не лишает конкретное лицо(ипостась) статуса действующего. Делается вывод о перспективности (при неудачности самих опытов опровержения идей А.Ф. Лосева) изучения связи категорий «энергия» и «ипостась» для адаптации друг к другу имяславия и критически настроенных к нему направлений философской и богословской мысли.
Ключевые слова