Освещается дискуссия, развернувшаяся между философом Вл. Соловьёвым и историком Н.И. Кареевым в 1890-1891 гг., о теоретических проблемах исторической науки. Выявляются особенности этой дискуссии, состоящие в философском и историческом подходах к анализу проблем тогда ещё довольно молодой научной дисциплины - теории истории, а также к проблеме взаимоотношения философского и исторического знания - проблеме, которая продолжает сохранять свою актуальность и для нашего времени. Рассматривается ситуация в российской и европейской исторической науке конца XIX века. В рамках этой ситуации даётся описание существенных черт историко-теоретической концепции Н.И. Кареева, который различает «точные» и «менее точные науки», непосредственно применяя этот разделительный принцип к исторической и философской наукам. Рассматривается статья Вл. Соловьёва «Руководящие принципы “Исторического обозрения”», в которой философ дает основательный анализ вышеназванного принципа «деления наук», а также обращается к анализу понятия «исследовательский объект» Н.И. Кареева, подчёркивая, что любой исследовательский «объект» конституируется, прежде всего, в глазах его «субъекта». Выявляется сходство в позициях обоих мыслителей, которое касается целей исторического исследования - установление «истинно-субъективного»: с точки зрения Вл. Соловьёва, это стремление истории быть «свидетельницей истины»; с точки зрения Н.И. Кареева, - утверждение познавательной цели истории, прежде всего, как достижения истины.
Соловьевские исследования
2015. — Выпуск 3
Содержание:
Рассматриваются влияния предшествующих систем мысли на софиологическую концепцию В.С. Соловьева. Дается определение понятия «мудрость» (hŏkmah, σοφια, София) в контексте рассматриваемых традиций. Отмечается значимость факта личностного интеллектуально-мистического опыта Вл.С. Соловьева (трехкратного видения Софии) в качестве коренного источника его софиологических изысканий. Исследованы источники, оказавшие влияние на формирование идеи Софии в библейской традиции (Ветхий Завет и христианство), продемонстрирован вероятный путь их трансформации. Отмечается в целом идеалистическая направленность философствования Вл.С. Соловьева в традиции философии платонизма и неоплатонизма. Указываются влияния западноевропейской мистической и философской традиций (Майстер И. Экхарт, Г. Сузо, И. Гихтель, Г. Арнольд, Я. Бёме, Дж. Пордедж, Э. Сведенборг, Ф. Шеллинг) на построение софиологической доктрины Вл. С. Соловьва. Изложены софийные интуиции отечественной культуры (Г.С. Сковорода, Ф.А. Голубинский), предвосхищающие софиологические штудии Вл. С. Соловьева. Особое внимание уделяется языческим параллелям в мистическом опыте Вл.С. Соловьева, отмечается сходство между Софией Вл.С. Соловьева и теофаниями языческих богинь (Исида, Афродита). Дается анализ таких древних интеллектуально-мистических систем мысли, как гностицизм и каббала, как важнейших источников софиологии Вл.С. Соловьева. Делается вывод о том, что Вл.С. Соловьев, являясь крупнейшим представителем русской софиологической традиции, воспринял и осмыслил на основании личного опыта существующие софийные интуиции, которые нашли свое гармоничное выражение в одном из важнейших направлений отечественной философской мысли - софиологии.
Ключевые слова
Предлагается разбор двух стихотворных строчек из диалога Платона «Федр» (252b). Предпринята попытка осмысления тем «апокрифичности», «гюбриса» и «несоразмерности» в данном контексте диалога Платона. Рассматриваются, начиная с древности, разные, порой противоположные толкования отношения Платона к «сокровенной литературе» (ἀπόθετος). Подробно анализируется смысл «гюбриса» и «несоразмерности» как характеристик указанного двустишия: рассматриваются его метрика и лексическая семантика, а также сопоставляются контексты платоновских диалогов, в которых используется соответствующая лексика (прежде всего, «Пир» и «Филеб»). Делается вывод о сексуальном подтексте анализируемого двустишия, а также и пассажей, описывающих рост «крыльев души», что связано с неоднозначной трактовкой Эрота Платоном, предполагающей своеобразное «просвечивание» друг через друга противоположных, на первый взгляд, сфер сущего, а также о том, что в контексте темы «священной мании», являющейся лейтмотивом диалога, отмеченные в тексте «гюбрис» и «несоразмерность» объединяют эротический и поэтический подтексты и парадоксальным образом указывают на «божественную» сферу, в которой дозволено отступление от любых правил «чувственного» мира.
Ключевые слова
Анализируются «Похвальное слово Константину» и «Слово о храме Гроба Господня» Евсевия Кесарийского, реконструируются его представления об идеях (в платоническом смысле), их соотнесении с христианским Богом и тварным космосом, а также о созерцании умного мира человеческой душой. Показана роль Логоса как Посредника между непостижимым Богом Отцом и тварным миром, делающего идеи, сокровенные в «апофатической бездне» Отца, доступными для созерцания тварными умами, а также наделяющего людей способностью умозрения. Выстраивается общая модель Евсевиевой онтологии и пути познания умного мира человеком. Дан сравнительный анализ модели Евсевия с аналогичной моделью философского мифа Платона о душе-колеснице, запряжённой парой коней, в «Федре». Показано, что в анализируемом тексте Евсевия имеют место не просто заимствования разрозненных цитат из классического образчика античной мудрости, но рецепция целостной метафизико-антропологической модели, которая затем переосмысливается с позиций христианского богословия IV века.
Ключевые слова
Рассматривается платоновское понятие μανία (неистовства, одержимости или исступленности) как божественное вдохновение и условие возможности философского созерцания. Дан анализ выделенных Платоном в диалоге «Федр» четырех видов божественной исступленности: пророческой - внушаемой Аполлоном; мистериальной - производимой Дионисом; поэтической - происходящей от муз; и эротической - посылаемой Афродитой и Эротом. Показано, что μανία - это особо интенсивное состояние ума, его выход за границы здравого смысла и обретение человеком отрешенной от сущего теоретической установки. Отмечается, что древнегреческое τὸ δαιμόνιον (божественное) - это не некое трансцендентное сущее, а особое метафизическое измерение эмпирической реальности, необычный взгляд на обычное, придающий ему смысл и порождающий метафизическое воображение как основу мифа и мышления. В связи с этим задача философии в понимании ее Платоном определена как раскрытие божественного в форме уникального, возможного только здесь и сейчас мышления. Предлагается трактовать аполлоническую μανία как катарсическое (очищающее) мышление, дионисийскую - как открытое (допускающее или разрешающее) мышление, мусическую - как поэтическое (косвенное, алогичное) мышление, а эротическую - как непосредственное живое начало философского мышления. Делается вывод о том, что философия, по Платону, возникает в обретении целостного опыта единства четырех божественных маний.
Ключевые слова
Исследуется трансформация образа «тысячелетнего царства» Христова в русской философской мысли. Русские христианские мыслители рассматриваются в качестве наследников раннехристианской традиции истолкования двадцатой главы «Откровения Иоанна Богослова», которая шла от апологетов и в которой миллениум представал этапом на пути преображения бытия в благобытие, мира - в «новое небо и новую землю». Подчеркивается, что тема Царства Божия на земле является магистральной темой русской культуры. Показаны характерная для русской философии тесная связь историософской и эсхатологической проблематики, а также соотнесенность хилиастической темы с темой оправдания человека и истории. Прослежены динамика развития идеала миллениума от Петербургских религиозно-философских собраний к новоградству 1930-х годов, эволюция взглядов на хилиазм у Н.А. Бердяева и С.Н. Булгакова. Дан анализ аргументов противников христианского хилиазма П.И. Новгородцева и Г.В. Флоровского. Отмечается особое видение Ф.М. Достоевским, Н.Ф. Федоровым, В.С. Соловьевым, А.К. Горским, Н.А. Сетницким, В.Н. Муравьевым постмилленаристской эпохи как времени свершения Тысячелетнего Царства Христова и перехода его в Царство Небесное.
Ключевые слова
Предметом исследования является роман Гайто Газданова «Пробуждение» (1965-1966). Дается анализ позднего романа как примера французского дискурса в творчестве писателя. Рассматривается его историко-литературный контекст. Поставлен вопрос о жанровых особенностях романа (роман-притча или утопический роман?). Раскрывается специфика концептов «маленький человек» и «средний человек», заявленных в романе. Дается обзор полемики вокруг «среднего человека» и проблемы двойника в русской философии и литературе. Изложены концепции «среднего человека» в работах К.Н. Леонтьева, Л.П. Карсавина, П.М. Бицилли и др. Дан анализ двух концептов в литературно-философской традиции и выявлен вклад Газданова в их обновление. Отмечено особое место исследования Д.И. Чижевского, посвященного проблеме двойника и кризису этического формализма, в философской традиции русского зарубежья. Рассмотрен дискурс двойничества в мировой литературе и особое место творчества Газданова в эволюции дискурса. Показана роль «незамеченного поколения» русской эмиграции в обновлении проблемы человека. В заключение на ряде примеров произведений эмигрантских писателей делается вывод о кардинальном пересмотре этико-антропологической проблемы двойника и «среднего человека» в литературе русского зарубежья.
Ключевые слова
Рассматриваются литературные утопии, созданные А. Белым и С. Есениным в революционные годы. Обосновывается положение о том, что концепция жизнетворчества А. Белого 1900-х годов сформировалась на базе представления Вл. Соловьева об искусстве как теургическом действе. Показано, как поэт-символист творчески перерабатывал комплекс соловьевских идей. Сделан вывод о том, что для А.Белого теургия заключена в звучащем поэтическом слове, преображающем мир. Указано, что теургическая концепция Белого представляет собой утопический проект. Доказывается, что Есенин является наследником младосимволистской концепции жизнетворчества. Обосновывается утверждение, что С. Есенин, в числе других поэтов 1910-1920-х гг., наследует опыт поэтической теургии А. Белого. На примере революционных поэм Есенина доказывается, что Есенин, создавая свою поэтическую утопию революционных лет «Инонию», опирался на теургическую концепцию искусства, воспринятую им в транскрипции Белого. С использованием мифопоэтического и структурного методов дан анализ двух литературных утопий, на основании которого сделан вывод об общем истоке утопических представлений Белого и Есенина.
Ключевые слова
Рассматривается идея творчества идеальной общности («нового мы») в дневниках и художественных произведениях М. Пришвина периода Первой мировой войны и революции, первых пореволюционных лет. Данная проблематика не являлась предметом специального исследования. На материале анализа дневников и художественных текстов М. Пришвина 1914-1928 гг. выявляется и анализируется сюжет о пути личности к ощущению бытия как Всеединства. Делается вывод о том, что рационалистическим идеалам общности ( идеология нового государства в период Первой мировой войны и гражданской, концепция идеального коллектива в идеологии советского периода) в произведениях Пришвина противопоставляется путь к идеалу «мы» через внутреннюю аскезу личности: путь от индивидуальности к личности, откровению сердечной связи людей и существ (в социуме и природе). Преображение «я» в «мы» осмысляется как переворот от рационального восприятия мира к сердечному, воплощенный в парадоксальном строении сюжетов: в новеллах дневников Первой мировой войны, в лирических лейтмотивах в революционный период, в сюжетике произведений 1920-х гг. Концепция пути героя от «я» к «мы» рассматривается на фоне влияний русской философии первой трети XX века: диалогической философии А. Мейера, М. Бахтина, А. Ухтомского, философии космизма в трудах Ф. Горского, М. Сетницкого.
Ключевые слова
Впервые утопические мотивы в произведениях выдающегося русского писателя ХХ в. Всеволода Иванова рассматриваются комплексно: с точки зрения их фольклорных источников и в контексте историко-политической ситуации времени. Утверждается, что утопические легенды о «далеких землях», включенные в произведения начала 1920-х гг., созданы Ивановым на широком фольклорном материале культуры народов Сибири. Обосновывается типологическая общность и своеобразие русских и восточных, прежде всего казахских, источников текстов писателя. В качестве источников образов благословенных «спокойных», «хлебородных» земель и идеальных городов в книге рассказов Иванова «Седьмой берег» и романе «Голубые пески» указываются русская народная утопическая традиция (легенда о Беловодье, о реке Дарье и др.) и казахская легенда (сказка) о том, как Асан Скорбящий искал спокойную землю. В то же время обращается внимание на то, что созданные в произведениях писателя утопические сюжеты всегда маркированы современностью: в текстах упомянуты «большевики, «пролетарии», Ленин, Маркс, что указывает на их политический контекст. Раскрывается связь утопических образов писателя с активно обсуждавшейся в пореволюционные годы идеей мировой революции, в частности ее «азиатской ориентации», в народном, прежде всего крестьянском восприятии. Сделан вывод о том, что трагические финалы рассказов Иванова указывают на недостижимость нового утопического идеала и, таким образом, обозначают позицию автора, а именно, «попутчик революции» Иванов ставит под сомнение утверждавшийся в стране после революции новый идеал общественного устройства и последствия его осуществления, оценивая их с позиции народного социально-утопического идеала.
Ключевые слова
Представлен анализ литературных и философских источников антиутопического романа Е.И. Замятина «Мы». Выявлены его связи с комплексом идей русского религиозного персонализма. Роман «Мы» рассматривается как важное звено в длинной цепи традиций критики социального утопизма, проектов создать совершенное государство. Утверждается, что символика романа созвучна критике утопизма, предложенной русскими религиозными мыслителями, в частности Н.А. Бердяевым. Это созвучие объясняется тем фактом, что роман Замятина и религиозно-философская антиутопия имеют общие истоки в творчестве Вл. Соловьева и Ф.М. Достоевского. Выявляется особое место в развитии философской и художественной критики утопизма «Легенды о Великом инквизиторе» из романа Достоевского «Братья Карамазовы», анализ и осмысление которой дали особый творческий импульс религиозной философской и литературной мысли ХХ века. Показано, что Е.И. Замятин и Н.А. Бердяев сходным образом обличают идею абсолютного государства и тоталитарное сознание. Утверждается, что оба автора пытаются представить черты позитивной утопии и антитезу бесчеловечной цивилизации находят в традиционных христианских ценностях. Проведенный сопоставительный анализ позволяет сделать вывод о духовном родстве Е.И. Замятина и Н.А. Бердяева. Это положение иллюстрируется, в частности, их пониманием абсолютной ценности личности как цели, а не средства общественного прогресса. Делается заключение о том, что, несмотря на декларируемый атеизм Замятина, его система ценностей, выразившаяся в критике социального утопизма, близка мировоззрению русских религиозных персоналистов.
Ключевые слова
Рассматривается раннесредневековая традиция описаний идеальных государств. Отмечается интерес к проблеме идеального общества в произведениях церковных писателей эпохи Каролингов (VIII-IX вв.). Подчеркивается, что античная модель идеального государства, имевшая как римские, так и греческие корни, была перенесена Карлом Великим и его окружением в мир германской культуры, куда лишь незадолго до этого была принесена христианская вера. С использованием сравнительно-исторического и аналитически-синтетического методов прослеживается формирование и развитие представлений об идеальном обществе на материале трактатов VIII-IX вв. Доказывается, что успешное внедрение чуждых элементов культуры и религии повлияло на представления о том, каким должно быть идеальное государство. Делается вывод о том, что образ идеального государства как общности людей меняется на протяжении эпохи Каролингов: в начале правления династии Каролингов общество монолитно, оно равняется на правителя своего государства как на всеми признанный образец; по мнению более поздних писателей, общество составляют отдельные семьи или племена и народы; в конце рассматриваемого периода государство видится как объединение противоположностей - люди еще не воспринимаются как личности, но уже различаются по возрасту, полу, семейному положению, роду занятий. Устанавливается общность взглядов авторов эпохи Каролингов, для которых силой, объединяющей людей в государственную структуру, является христианство.
Ключевые слова
На междисциплинарной основе, в сочетании методов исторической поэтики и философии культуры, в том числе исследований культурной памяти, рассматриваются литературно-философские контексты истории создания-изобретения города Бразилиа. К разбору привлекаются хроники словесного освоения Бразилии XVI-XVII вв., тексты бразильских политиков, ученых, философов, писателей XIX - ХХ вв. (А. Ариноса, Ж.М. де Аленкара, Ж.Б. Андрада-и-Силвы, С. Ромеро и др.), соотнесенные с различными ракурсами латиноамериканского понимания утопических ориентиров цивилизационной динамики, закрепленными, в том числе, в концепциях Д.Ф. Сармьенто, Ф. Аинсы, А. Рейеса. Анализируется диалектика универсального, регионального и национального в бразильском утопизме и в бразильской топике, особое внимание обращается на роль автохтонных мифов, органических метафор, кентаврических мотивов, древесной символики и на их смыслы в бразильской традиции. Исследуются методы концептуализации идеи центра в бразильском художественно-философском и социально-политическом сознании; изучаются особенности латиноамериканского гармонизирующего осмысления понятий «природа», «культура» и «цивилизация», изучаются функциональные особенности поэтики имени в латиноамериканской культуре. Выявляются ценностные ориентиры взаимодействия художественных изобретений и реальной политики в самоидентификационных процессах. Художественные, политические, практические пути к созданию города Бразилиа соотносятся между собой как различные сегменты единого семантического поля, выстраивающегося в диалектике «инвенционного» взаимодействия «идеального» и «реального». В выводах выделяется основополагающая роль дополняющих друг друга футурологического и ретроспективного рационализмов, структурирующих континуум культурно-цивилизационного процесса в Латинской Америке в эстетически обусловленном коммеморативном взаимодействии вновь создаваемых культурных ценностей с ценностями историческими.
Ключевые слова