Социология власти
2024. — Выпуск 3
Содержание:
В статье обсуждается эвристический и методологический потенциал исторической социологии как одной из наиболее динамично развивающихся дисциплин современного социально-научного знания. Утверждается, что данное направление исследований функционально способно взять на себя сегодня роль аналитической философии истории в виде целостной и при этом операциональной рефлексии исторического опыта нашей страны. Указывается на дефицитарный характер предшествующих попыток концептуализации отечественного прошлого с точки зрения исторической социологии. Вначале кратко анализируется развитие этой дисциплины на Западе, начиная с классиков мировой социологии. Отмечается качественный и количественный рост там во второй половине 20 века историко-социологических исследований, приведший к значительному расширению объяснительного репертуара макросоциологии. Далее фиксируется амбивалентное положение исторической социологии в России, где, несмотря на наличие устойчивого интереса к ее методологическим подходам и содержательным результатам, до сих не произошла полноценная институционализация данной социологической дисциплины. Одновременно делается вывод о существовании в нашей стране серьезной традиции интереса к историко-социологическому синтезу, начиная с классиков историографии и пионеров российской социологии рубежа 19-20 веков. При этом отмечается значительный прогресс со стороны отечественного социально-научного сообщества в рецепции достижений мировой исторической социологии в начале 21 века. В следующем разделе подчеркивается особая актуальность современных историко-социологических подходов к проблематизации прошлого в условиях отечественной эпистемологической ситуации. Выделяется ряд тематических комплексов, наиболее перспективных в рамках современной российской академии. В завершении формулируется ряд рамочных исследовательских и научно-организационных задач, стоящих перед исторической социологией в России.
Ключевые слова
Эссе предлагает авторское понимание исторической социологии, а также производное от него мнение о том, как практиковать историческую социологию. Для возникновения исторической социологии на почве американской интеллектуальной традиции были необходимы: во-первых, преодоление «историософского внеисторизма» классической социологии и антиисторической установки эмпирической социологии в США. Во-вторых, возникновение в Европе под воздействием Первой мировой войны «социальной истории» и отказ социальной науки от идеи прогресса в ее эволюционной и революционной интерпретациях. Эссе подробно останавливается на особенностях «новой исторической науки» по сравнению с традиционной, сходствах и различиях социальной истории и исторической социологии. Социальная история рассматривается как промежуточное звено между классической «социологией истории» и американской исторической социологией. Вслед за социальной историей историческая социология обращается к компаративистике и количественным методам, но при этом не отказывается от герменевтики. Историческая социология предполагает взаимное ослабление номотетики классических гранд-теорий и идеографии традиционной истории. Она также подразумевает полноценное социологическое познание исторических явлений с использованием принятых в эмпирической социологии процедур, а не реинтерпретацию исторических исследований социологическим языком. В результате получаются специальные процессуальные и среднеуровневые теории социального изменения, выведенные из истории. Ориентация исторической социологии на теоретические обобщения отчетливо отличает ее от социальной истории. Эссе подробно останавливается на разных подходах и целях использования сравнительно-исторического метода и количественных методов, дополняющих его. В свою очередь, их использование ведет к проблемам с принятием их результатов традиционными историками, ориентированными на специализацию на отдельной стране и изучение первоисточников на языке оригинала. Вместо заключения автор рассказывает о своем опыте и участии в институционализации исторической социологии в России и указывает на проблемы, тормозящие ее.
Ключевые слова
Статья посвящена анализу попыток объяснения крушения советской версии модерна и распада СССР в (пост)советологии и исторической социологии. Отмечается, что исследования (пост)советологов, как правило, отличались определенной степенью идеологической ангажированности. Пример «советского коллапса» использовался ими для подтверждения ранее сформулированных подходов к изучению советской истории. Вместе с тем во многих случаях в фокусе их внимания оказывались ближайшие предпосылки этогот события, но не долгосрочные исторические процессы. Преодолеть недостатки такого подхода позволяет обращение к исторической социологии. В статье рассмотрены прогноз распада СССР, предложенный Р. Коллинзом, и анализ советской версии модерна в трудах Й. Арнасона. Оба социолога характеризовали советский коллапс в контексте длительной исторической динамики. Если неовеберианская концепция Коллинза демонстрирует определенный геополитический детерминизм, то Арнасон выделяет многообразные факторы динамики альтернативной версии модерна. В первой половине 1990-х гг. Арнасон использовал применительно к советской системе свою модель имперской модернизации, но в дальнейшем он в большей степени подчеркивал цивилизационные аспекты коммунистической версии модерна. Это проявилось и в его оценке крушения советской модели модерна. В литературе, посвященной «советскому коллапсу», нередко встречается противопоставление СССР и Китая, причем акцент обычно делается на структурных и в особенности экономических факторах. Но, как указывается в статье, для целостного понимания происходивших в Китае трансформационных процессов требуется обращение к сфере культуры, на чем настаивает социологический цивилизационный анализ.
Ключевые слова
В статье представлен системный и исторический взгляд на войны с учетом обобщения современных концепций об их природе и причинах. Обобщение сделано на основе политико-социологического аппарата с такими базовыми понятиями, как «заботы» разного типа (включая «интересы», «мотивы», «цели», «ценности»), расширение схемы вызов–ответ (А. Тойнби), позитивное и негативное «подкрепление» (Торндайк–Скиннер), «обеспечивающие структуры» (А. Стинчкомб). Все заботы, связанные с войнами, имеют в своей основе социальные универсалии М. Вебера и М. Манна: могущество–безопасность, власть–доминирование, престиж–достоинство–легитимность, богатство–ресурсы–доступ к ресурсам. Рассмотрены геополитические заботы (относительно контроля над территориями), символические ставки и заботы поддержания международного порядка. Приоритетность соответствующих забот меняется как в долгой социальной эволюции, так и в краткосрочной динамике взаимодействий. Рассмотрена спиральная динамика как динамическая модель причины непреднамеренных войн, «которых никто не хотел». Соответствующие решения, действия правителей и элит, связанные с войной, проанализированы в контексте быстрого и медленного мышления по Д. Канеману. Общие принципы социального взаимодействия и социальной эволюции позволяют судить об условиях, повышающих и снижающих вероятность возникновения новых войн, а также о закономерностях динамики и прекращения войн. Объясняются эмпирические обобщения характеристик войн в мировой истории, сделанные современными специалистами (С. Ван Эвера, Г. Кэшман и др.). Показано, какую роль играют войны в коэволюции социальных, ментальных и техноприродных порядков, а также в целом в социальной эволюции.
Ключевые слова
Неопределенный эпистемологический статус харизмы во многом связан с ее многозначностью и полиморфностью. Макс Вебер тематизирует его в разнообразных контекстах и значениях — различение магической, религиозной харизмы и харизмы разума, выделение траекторий рутинизации и объективации харизмы, типологизация различных видов пророчеств. В свою очередь, множественные (ре)актуализации этого «блистательного понятия» [Роза] в качестве подкрепления собственных теорий в виде разновидностей символического капитала, резонанса, повседневной, реперсонализованной или рискологической харизмы ведут либо к смысловому сжатию, либо к размыванию значения, как в рамках социологической теории, так и в междисциплинарном дискурсе. Для определения научного содержания харизмы авторы предлагают тематизировать ее в исторической макросоциологии. При этом ключевой вопрос адресован междисциплинарным связям в интеллектуальном наследии Вебера — категория «харизма» является задумкой Вебера-историка или Вебера-социолога? Прояснение эпистемологического статуса харизмы, выраженного в его двойственном характере (феномен vs. идеальный тип), становится возможным благодаря обращению к дискуссии о корпусе текстов классика двух выдающихся немецких вебероведов — В. Шлюхтера и Ф. Тенбрука. В свою очередь, реконструкция и систематизация подходов веберовской исторической макросоциологии позволяет уточнить границы и возможности применения категории. Так, эволюционно-теоретическая перспектива определяет эвристический потенциал харизмы с точки зрения отражения динамики культурно-ценностных ориентаций в процессе возникновения и укрепления социального порядка и институциональных структур, а сравнительно-исторический подход определяет взаимосвязь между аналитическим и эмпирическим уровнями социологии Вебера посредством «погружения» идеально-типического конструкта в реальный исторический нарратив. Таким образом, в рамках исторической макросоциологии преодолеваютсят наиболее обоснованные критические воззрения С. Тернера относительно несостоятельности, гетерогенности и остаточного характера категории.
Ключевые слова
Представление о полиции как о «добром порядке» из «полицейской науки» (Polizeiwissenschaft) абсолютизма было развито в биополитической модели заботы о населении эпохи Модерн, занятой обеспечением безопасности и благополучия. Будучи порождением массового общества, нововременное государство сосредоточило внимание на влиянии на общественное мнение. В XIX–XX вв. происходит встречное движение полицейского надзора и искусства, что порождает «полицейскую эстетику». Так, в СССР кинематограф явился действенным средством формирования желаемого образа советской милиции в послевоенный период нормализации общественной жизни. Внося свой вклад в миф о развитом социализме, милицейское кино способствовало переносу с экрана в жизнь новой нормы доверительного отношения между представителем власти и гражданином. Это конструктивистское по духу кино вовлекало зрителя в кинореальность за счет уподобления с главным героем-милиционером, выступающим нравственным ориентиром. Помимо формирования образа «родной милиции», активно развивалось интеллектуальное милицейское кино, сфокусированное на профессионализме. Наибольшей популярностью пользуется милицейское кино, тематизирующее моральную правоту сотрудников милиции, во имя советскогот гражданина борющихся с преступностью. Вовлечение в кинореальность через уподобление, новизну, память и воображение включало в себя и романтизацию исторических событий революции. В годы перестройки милицейское кино инвертируется. В нем эксплуатируется эффект новизны, связанный с погружением зрителя в нарождающиеся рыночные отношения. Интерес зрителя сфокусирован на изнаночной, криминальной стороне общественной жизни. Преступность романтизируется, милиция — стигматизируется. От конструирования мифа о сотрудничестве власти и населения милицейское кино переходит к деконструкции мифа. В то же время американское кино привносит элементы боевика, триллера, хоррора. Зритель более не включен во властный проект по трансформации реальности, его привлекает иллюзия, зрелище. Новейшее полицейское кино, преодолевая тотальный деконструктивизм, занято реконструкцией духа советского милицейского кино в современных декорациях. Осциллируя между интенцией на генерацию положительных образов полиции и демонстрацией «правды жизни», современное полицейское кино содержит в себе натальные ростки нового кинематографа, в котором образ полиции имеет важное значение для нормализации общественной жизни.
Ключевые слова
Статья описывает зарождение социологии спорта в Великобритании внутри Лестерской школы исторической социологии Норберта Элиаса, объясняя причины сильного влияния идей элиасианства на современную мировую социологию спорта. В работе использованы материалы неформального интервью 2010 года с Эриком Даннингом, сооснователем британской социологии спорта, соавтором и учеником Элиаса. Показано общее развитие историко-социологической Лестерской школы 1960–1970-х годов, ее влияние на социологию Великобритании, а также роль Элиаса и Ильи Нойштадта в ее становлении. Описана современная историко-социологическая традиция социального анализа, вдохновленная идеями Элиаса и получившая название «социология процесса, или фигурационные исследования». Указаны ее ключевые черты: фокус на отношениях–в–прогрессе, релятивизм, изучение феноменов в динамике, сбор исторических материалов, сравнительные сопоставления, междисциплинарность. Описано становление социологии спорта в 1960-х годах, рассмотрены семинальные работы Элиаса и Даннинга. Отмечено, что данные авторы рассматривали спорт и досуг как средство понимания общества, а также предложили социологическую трактовку спорта как инструмента цивилизационного процесса, причем опираясь не на чистую теоретическую рамку, но на обширный материал исторического характера. Это способствовало раннему признанию идей Лестерской школы в период становления мировой социологии спорта.
Ключевые слова
Данная статья представляет собой критический анализ историко-социологических работ американского политического антрополога Дж. С. Скотта (1936–2024) в значительной степени связанных с исследованием противоречий общественного развития между городом и селом. Эта проблематика особо глубоко и всесторонне представлена прежде всего в монографиях Скотта его позднего интеллектуального периода: «С точки зрения государства» (1998), «Искусство быть неподвластным» (2006) и «Против зерна» (2016). В этих работах Скотт проанализировал, фактически в ретроспективном порядке, ряд узловых сельско-городских противоречий и парадоксов общественного развития от эпохи высокого модернизма ХIX–XX веков до эры возникновения первых городов-государств VI тысячелетия до нашей эры. Свой анализ Скотт осуществил на основе обширных региональных компаративистских сравнений и междисциплинарных исследований на стыках истории, социологии, антропологии, культурологии, экологии, политологии. Через все эти исследования красной нитью проходит проблематика становления, развития и экспансии государственной власти в вопросах регулирования отношения между городом и деревней. С другой стороны, Скотт в вопросах государственно контролируемых взаимоотношений города и села выделяет проблематику влияния третьей силы, третьей стороны — значение так называемого безгосударственного, неоседлого варварства, анархии, вклинивающихся в регулирование сельско-городских противоречий.
Ключевые слова