Социология власти

Конфликт - неотъемлемая часть человеческого общества, присутствующая в различных формах и с разной интенсивностью на протяжении всей истории. Независимо от того, проявляется ли он в виде межличностных споров, столкновений поколе Beissinger ний или культур, крупномасштабных социальных волнений или войн, конфликт влияет на динамику обществ и формирует их траекторию. Специальная социологическая дисциплина - социология конфликтов - изучает общественные структуры, властные отношения и идеологии, которые способствуют возникновению, развитию и воспроизведению конфликтов. Исследуя социальные аспекты конфликта, социология конфликта стремится пролить свет на его истоки, динамику и потенциальные решения. Примеры такого рода исследований могут дать работы Льюиса Козера, Ральфа Дарендорфа или Карла Дойча (отметим, что сама попытка составления канона той или иной дисциплины обречена на порождение противоречий и ссор). Однако в каком-то смысле социология всегда была социологией конфликтов, равно как и многие смежные социальные и гуманитарные дисциплины также были ориентированы на теоретическое или эмпирическое исследование конфликтов. Частные коллизии и общественное напряжение находились в фокусе внимания теоретиков государства и общества на том этапе, когда социологии как науки еще не существовало. Задачей протосоциологических теорий модерна (условно от Гоббса до Руссо) было обосновать значимость социального порядка и объяснить перспективы его устойчивости вопреки естественным или приобретенным склонностям к вражде и насилию. Вся классика социологической мысли от Маркса, Дюркгейма, Вебера и Зиммеля до Парсонса, Лумана и Бурдье была занята анализом конкурирующих интересов, расхождений в ценностях, нехватки ресурсов, борьбы за власть и исправления несправедливости. Современная социология работает с целым спектром социальных вызовов: классовые и гендерные отношения, общественные движения, война, терроризм, глобальные проблемы. Исходя из этого, мы предложили авторам осветить ряд вопросов. Почему мы враждуем и воюем? Насколько естественны и неизбежны массовые конфликты и насилие? Как можно ими управлять и можно ли избавиться от них? Как мы их осмысляем и как это осмысление формирует нас?

В статье дается набросок многофакторного подхода к анализу социальных конфликтов, основанного прежде всего на работах Макса Вебера и таких ключевых исторических макросоциологов конца ХХ - начала XXI века, как Майкл Манн, Ричард Лахман и Иван Селеньи. Заявленный подход создает возможности для преодоления разрыва между двумя ключевыми направлениями социологической традиции конфликта - марксистской и веберианской. В действительности они не исключают друг друга, а работают по принципу дополнительности, оперируя аналогичным набором терминов (прежде всего класс и капитал) и сводя многообразие социальных феноменов к общему знаменателю - конфликту. Теория источников социальной власти Майкла Манна, которой посвящена первая часть статьи, предостерегает о принципиальной однобокости интерпретации любого конфликта, имеющего отношении к власти (к таковым может быть отнесен любой конфликт, попадающий в периметр макросоциологии) исключительно как политического, экономического, идеологического или военного. Для полноценного описания такого конфликта требуется задействовать все четыре указанных аспекта социальной власти, даже если какие-то из них не проявляются в конкретном конфликте в достаточной мере. На эту первоначальную разметку поля конфликта ложатся очерченные во второй части статьи подходы к анализу его непосредственных участников - социальных классов с их ресурсами (капиталом в его различных формах), которые в конечном итоге и определяют специфическую конфигурацию неравенства - движущей силы любого конфликта. Такой комплексный подход позволяет преодолеть догматизм марксистских схем, в то же время не отказываясь от теоретического наследия марксизма: переосмысление его ключевых терминов в веберовской парадигме обогатило социологическую традицию конфликта, сформировав необходимый калейдоскопический взгляд на этот социальный феномен.

Ключевые слова

Люди демонстрируют разное отношение к военным действиям как способу разрешения международных конфликтов. В этой статье мы рассматриваем специфику психологического подхода к изучению этого отношения: (а) уровни отношения к войне (отношение к конкретным военным кампаниям vs общее отношение к войне как к способу разрешения международных конфликтов); (б) психологические (индивидуально-психологические, социально-психологические, ситуативные) факторы, предсказывающие это отношение; (в) ограничения проведенных исследований и направления дальнейшего изучения. Основное внимание мы уделим трем социально-психологическим факторам, предсказывающим отношение к военным действиям на территории других государств: социальной идентичности (общечеловеческой vs национальной идентичности, позитивной национальной идентичности vs национальному нарциссизму), отношению к власти (правому авторитаризму, отношению к действующей политической системе) и воспринимаемой угрозе от стран-противников. Мы покажем, что общечеловеческая идентичность негативно связана с отношением к военным кампаниям. В то же время национальная идентичность (особенно национальный нарциссизм), отношение к власти (прежде всего правый авторитаризм) и воспринимаемая межгрупповая угроза - позитивно связаны с отношением к войне. В данном обзоре будут рассмотрены результаты, полученные в разных странах, прежде всего, в США, некоторых европейских государствах и России.

Ключевые слова

Статья представляет собой анализ западной традиции, связанной с проблемой конфликта в городском контексте. В ней анализируется проблематика городской справедливости, исходя из топизации, связанной с политической философией Платона. В статье обосновывается естественность состояния войны и конфликта в городской среде. Город показан как первичное политическое поле, примордиальный политический локус, внутри которого зашит гражданский конфликт. Согласно Платону, конфликт пронизывает не только полисы, но и индивидов, домохозяйства и деревни. Лекарством от этой всеохватной войны является правильная организация конфликтующих частей на основе справедливости, так как она представляет собой состояние реализованного всеобщего блага как идеала целостности. Как показало историко-антропологическое исследование Н. Лоро, вспомогательными культурными механизмами преодоления городского конфликта служат клятва и учреждение общегородского праздника. Промежуточным звеном анализируемой цепочки идей служит политическая философия Т. Гоббса, в рамках которой политическое выносится за пределы города, но город продолжает оставаться потенциально конфликтным. А. Лефевр показан как неочевидный наследник Платона в урбанистической теории. Концепция права на город Лефевра, актуальная и в настоящее время, оказывается тесно связанной с политической эстетикой. Жители города противопоставляются мобильной элите, фактически не живущей в городе, но обладающей на него всей полнотой прав. Город понимается как художественное произведение, а подлинная городская жизнь может быть создана только практическим коллективным усилием горожан и выражается в виде Праздника, абсолютного события, исключающего принуждение капиталистической логики. Для современных академических дискуссий характерно напряжение между дискурсивным (С. Файнштейн) и практическим (Д. Харви) пониманиями справедливости в городе.

Ключевые слова

Статья анализирует характеристики ключевых понятий в феминистской теории мира и конфликтов - мира, конфликта и насилия. Под названием «феминистская критика войны» в данном исследовании обобщаются феминистская теория международных отношений, феминистские исследования мира (feminist peace research), феминистский миротворческий активизм (peace activism) и «обучение в духе мира» (peace education). Автор анализирует аргументы феминистской критики войны, сопоставляя их с базовыми построениями социологии конфликта, а также проекта микро- и макросоциологии американского социолога Р. Коллинза. В статье дается оценка уровня знакомства с феминистской традицией конфликта в отечественной социологии конфликта на дисциплинарном уровне. Вводятся и подробно рассматриваются в феминистской критике войны понятия «гендер», «повседневное насилие» и «мир в позитивном смысле» (positive peace). Гендер рассматривается как социальный и символический конструкт, который встроен в отношения власти в обществе и одновременно формирует их. Последние, в свою очередь, с необходимостью включают различные формы насилия: физического, сексуального, финансового, психологического и социального. Внимание также уделяется расширению феминистской призмы для освещения иных структур маргинализации: расы, класса, сексуальности, состояний физического/ментального здоровья. Из этой перспективы автор реконструирует проблему континуума насилия, поставленную в феминистской критике войны: конфликты глобального и регионального уровня рассматриваются как продолжение многообразных форм повседневного насилия, которые процветают и никак не наказываются в мирное время. Проблематизация «континуума насилия» позволяет рассматривать феминистскую критику войны и социологию конфликта как близкие парадигмы, что выражается в их общей задаче отследить связь повседневных социальных интеракций с глобальными конфликтами. Предполагается, что статья может послужить более плотному интеллектуальному - как концептуальному, так и методологическому - взаимообмену между феминистскими исследованиями мира и конфликтов и социологией конфликта.

Ключевые слова

В первой части автор проводит работу по определению и прояснению трех отличительных для социальной философии геноцидов категорий: цели, предмета и метода. Прояснение этих категорий дает содержательное представление о социальной философии геноцидов и позволяет провести различие между философскими исследованиями геноцида и, с одной стороны, научными объективациями этого феномена, а с другой стороны, другими философскими дисциплинами, опирающимися на эмпирический материал геноцидов. Утверждается, что предмет социальной философии геноцидов составляет определение геноцида и эпистемически проблемное в геноцидах; цель этой дисциплины состоит в предотвращении геноцидов посредством критики предшествующих принятию решений детерминант (предрассудков); метод социальной философии геноцидов составляет параллаксное видение и критическая установка на поиск «темного» в модерне. Каждая из тематизированных категорий определяет социальную философию геноцидов как самостоятельную дисциплину, отличную благодаря предмету от научных объективаций геноцида, благодаря методу и цели - от объективации геноцида моральной философией и философией религии. В заключение первой части дается краткая дефиниция дисциплины: социальная философия геноцидов - это кластер критических философских исследований, рассматривающих эпистемически проблемное в геноцидах, определение геноцида, причины геноцида, имеющих целью посредством критической рефлексии предотвращение геноцидов. Во второй части автор фиксирует методологические проблемы исследований в рамках социальной философии геноцидов и предлагает программу этой дисциплины, состоящую из трех проектов: генеалогии геноцидов, исследований премодерновых геноцидов и составления каталога семейных сходств геноцидов.

Ключевые слова

Имеются определенные основания для утверждений о формировании в XXI веке пятого поколения теорий революции. Главными отличительными чертами нового поколения теорий революции, по всей видимости, является опора на глобальные базы данных революционных событий, широкое использование современных методов количественного анализа, а также принципиальное представление о том, что для вооруженных и невооруженных революционных событий характерны принципиально разные факторы, структура и последствия. При этом революции/макси- малистские кампании понимаются как «серии наблюдаемых, непрерывных, целенаправленных массовых тактик, преследующих фундаментальные изменения политического порядка: смену режима или национальное самоопределение» (Э. Ченовет). Эта статья открывает серию обзоров основных конкретных результатов, полученных в рамках исследований данного поколения, которая открывается анализом выявленных в рамках данного подхода экономических факторов революционной дестабилизации. Проведенные к настоящему времени количественные кросс-национальные исследования экономических факторов революционной дестабилизации (которые мы считаем возможным относить к пятому поколению исследований революций) показывают, что одни и те же экономические факторы могут оказывать очень разное влияние на вероятность начала вооруженных восстаний, с одной стороны, и невооруженных революционных выступлений - с другой. Эти исследования демонстрируют, что вероятность невооруженных революционных выступлений более высока в экономически среднеразвитых странах, не имеющих нефтяных доходов, на фоне быстрого роста цен на продовольствие (при этом провоцировать такие выступления может как экономический спад, так и экономический подъем). С другой стороны, вооруженные восстания наиболее вероятны в наиболее бедных странах с сырьевой экономикой на фоне экономического спада и падения инвестиций в основной капитал.

Ключевые слова

В статье анализируется структура и динамика политического воображаемого двух стран постсоветской Центральной Азии - Кыргызстана и Таджикистана. Как показывают авторы, России в этой структуре принадлежит особое место. Долгое время она не воспринималась многими рядовыми гражданами данных государств как иностранное государство наряду с другими. Такое восприятие было обусловлено рядом факторов, важнейший из которых - советская институциональная и психологическая инерция. На институциональном уровне советская инерция выражалась прежде всего в прозрачности границ между Россией и центральноазиатскими странами. На психологическом уровне она находила проявление в ностальгии по советскому прошлому. Накладываясь на понимание значимости миграции в Россию для материального благополучия домашних хозяйств, эта ностальгия порождала высокий уровень лояльности Москве. В последнее время, однако, Российская Федерация в глазах рядовых жителей Кыргызстана и Таджикистана постепенно становится иностранным государством в ряду других. В представлениях людей Россия по-прежнему имеет специфический статус, но эта специфика все более явно включена в глобальный контекст, в котором наряду с Москвой значение имеют Пекин и Вашингтон (а также Стамбул и Тегеран). Процесс превращения России в обычное «зарубежье» шел и раньше, однако резко ускорился после 24 февраля 2022 года. Авторы прослеживают признаки дистанцирования от России как на уровне правящих элит, так и на уровне гражданского общества. Это, в частности, усилия правительств по демонстрации многовекторности во внешней политике, изменения в публичной риторике первых лиц, а также проявления анти-российских настроений в публичной сфере Кыргызстана.

Ключевые слова

В статье предпринята попытка теоретического и эмпирического анализа возникновения и развития городского конфликта через концепты триггеров, триггерных ситуаций и критического эпизода (Л. Болтански, Л. Тевено) на материалах конфликтов Новосибирской городской агломерации последних десяти лет. Источником послужила созданная авторами геоинформационная база данных, содержащая структурированное описание более 200 случаев городских конфликтов. Триггер представлен как сложный механизм, способствующий обострению напряжения (триггер риска), манифестированию и/или эскалированию конфликта. Триггер формируется только тогда, когда инициируемая адресантом ситуация изменения будет воспринята адресатом как угроза, что создает условия для смены способов действия горожан и режимов вовлеченности. Морфологический анализ триггеров в контексте разворачивающегося конфликта позволил выделить несколько режимов формирования триггеров: инвестиционный, институциональный, нормативный, ценностный. Доказано, что в современном городе в условиях активных изменений наиболее конфликтогенерирующими являются триггеры инвестиционного типа, а наибольший триггерный потенциал свойственен первым шагам по выводу проекта в публичную сферу, его манифестированию. Однако анализ связи между характером триггера и исходом конфликта показал, что конфликты, вызванные именно триггерами инвестиционного типа, имеют более высокую вероятность урегулирования, а частные инвесторы гибче в выполнении требований протестующих, чем органы власти, особенно если не опираются на безусловную поддержку последних. Это не отменяет важную проблему - низкое качество принимаемых решений в сфере конфликторегулирования. Лишь незначительная часть акторов стремится к установлению эквивалентности - большая часть конфликтов оканчивается полной победой одной из сторон либо отменой проекта в пользу протестующих.

Ключевые слова

Исследования в современной общественной науке нередко обращаются к проблеме гибридизации политики: от серой зоны между авторитаризмом и демократией, до роли новых медиа и неформальных практик в восстановлении мира в постконфликтных обществах. Научный вклад данной статьи обусловлен рассмотрением проблемы риск-рефлексии в публичной сфере с точки зрения различных акторов: государства, общественных движений и граждан. Опираясь на теории рефлексивной модернизации У. Бека и космополитики, автор развивает концепцию гибридизации рисков, в рамках которой выделяются различные модели гибридизации рисков в публичной сфере и политике: диффузия, доминирование, слом иерархии и каузация. На материалах исследований эпидемии COVID-19 в ходе проведенного анализа практик российского государства и особенностей массового сознания автор показывает, как процесс гибридизации риска соотносился со снижением согласованности институтов государственной власти и трансформацией политического отчуждения в российском обществе. Связь между моделями гибридизации рисков и формированием когнитивных картин мира рассмотрена через практики фреймирования общественных движений и протестных кампаний, что иллюстрируется на примерах отдельных общественных движений и публичных требований части массовых акций 2019-2020 гг. в России. Анализ эффектов гибридизации дается в контексте проблемы государственного управления рисками через рассмотрение делиберативной и авторитарной моделей для управления восприятием рисков. По итогам анализа делается вывод о высоких издержках поддержания согласованности восприятия рисков в модели управляющего (авторитарного) знания по мере усложнения общественной жизни и распространения цифровых медиа, выступающих как мультипликатор риск-рефлексии.

Ключевые слова