Пандемии COVID-19 может иметь серьёзные последствия для психического здоровья, среди которых рост психопатологической симптоматики, в том числе суицидальных идей и актов аутоагрессии. В нашем исследовании депрессивная симптоматика и суицидальность рассматривались как две характеристики, на которые во время пандемии могут оказывать влияние разные факторы. Цель исследования: анализ роста депрессивной симптоматики и суицидальных идей во время пандемии COVID-19 в России. Материалы и методы. Материалом для исследования стали данные анонимного интернет опроса, проведённого с 22 марта по 22 июня 2020 года, опрос включал информацию о социодемографических показателях и вопросы о том, как респондент оценивает своё состояние во время пандемии, среди них вопрос о том, беспокоили ли его последнее время мысли о том о том, чтобы покончить с собой. Использовались опросники: Симптоматический опросник SCL-90-R (Simptom Check List-90-Revised), Опросник COPE. Статистическая обработка материалов проводилась с помощью пакета программ SPSS. Результаты. Получено 908 ответов. Анализ показал статистически значимую положительную корреляцию между выраженностью суицидальных мыслей и депрессивной симптоматикой в SCL-90R (коэффициент Спирмена 0,450; p
Суицидология
2020. — Выпуск 3
Содержание:
Постгомицидные самоубийства (ПГСУ) довольно редко встречающееся явление в жизни. Несмотря на это оно представлено в произведениях культуры, в частности имеются работы, описывающие ПГСУ в скульптуре и оперных постановках. Цель исследования: найти случаи ПГСУ в русскоязычной художественной литературе и провести сравнительный анализ с научными публикациями. Материалы и методы. Рассмотрено 10 литературных текстов, опубликованных на русском языке в 1880-2013 гг. (романы - 6, рассказы - 2, повесть -1, поэма - 1); в девяти случаях это были завершенные ПГСУ, в одном - попытка. Результаты. Чаще всего ПГСУ встречались в детективах известных зарубежных писателей (А. Кристи, Ж. Сименон, Р. Стаут), переведённых на русский язык, хотя предметом расследования они являлись в трёх произведениях (в двух случаях как состав преступления и в одном как возможный сюжет). В отечественной литературе ПГСУ описывались крайне редко, несмотря на массу современных исследований по художественной танатологии в России. По нашим данным, самыми информативными из российских авторов являются произведения Ф.М. Достоевского, которого по праву можно считать не только выдающимся психопатологом среди писателей, но и непревзойдённым суицидологом. Согласно классификации, в девяти текстах обычно описывались супружеские (партнёрские), либо семейные ПГСУ, число погибших, как правило, двое. Во временные критерии ПГСУ (24-72 часа) укладывались в семи случаях из девяти. Наличие связи убийства и самоубийства позволили нам квалифицировать ещё два ПГСУ как самоубийство, совершённое после убийства. Агрессоры чаще были младше своих жертв, возможно, за счёт отсутствия детских ПГСУ, в четырёх случаях из девяти их совершали женщины и происходили они вне дома. Самым частым способом убийств и самоубийств было огнестрельное оружие, их совпадение встречалось в пяти случаях. Психическими расстройствами страдали четыре агрессора (психоз, эпилепсия, депрессия, злоупотребление алкоголем) и три жертвы (психоз, два случая злоупотребления алкоголем), суицидальные мысли и намерения имели четыре убийцы; в алкогольном опьянении находились соответственно - два и четыре героя произведений. В художественных текстах поднимаются многие актуальные научно-практические вопросы: редкий способ ПГСУ (автокатастрофа агрессора и жертвы), трагическая гибель близких, неравный брак и домашнее насилие как факторы убийств и самоубийств, стигматизация (самостигматизация) и посттравматические стрессорные расстройства у детей участников ПГСУ, мотивы ПГСУ у подростков и их профилактика; «идеальное убийство» и «идеальный способ убийства». Заключение. ПГСУ в литературе описываются довольно реалистично, что можно использовать в научно-практических и учебнометодических целях.
Ключевые слова
В настоящее время выявлено несколько факторов биологического риска, обуславливающих суицидальное и самоповреждающее поведение. Различия касаются изменений в ключевых нейротрансмиттерных системах (серотонинергическая, полиаминовая стрессовая реакция, глутаматергическая и ГАМКергическая системы), воспалительной реакции, астроглиальной дисфункции, факторе нейрональной пластичности, что подтверждает необходимость дифференцировать из общего количества суицидальных попыток лиц, мотивированных к совершению суицида, и лиц, склонных к несуицидальному самоповреждающему поведению. Несуицидальное самоповреждающее поведение (англ.: non-suicidal self-injury - NSSI), - определяется как повторяющееся, преднамеренное, прямое повреждение тела без суицидальных намерений, которое не является социально приемлемым. Интегрированная теоретическая модель развития и поддержки NSSI предполагает, что этот вид поведения функционирует как метод регулирования эмоционального опыта и социального взаимодействия при возникновении стрессового события. В настоящее время NSSI включено в раздел 3 DSM-5 и отнесено к состояниям, рекомендованным для дальнейшего изучения. В американском диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам 4-го пересмотра (DSM-IV-TR) и МКБ-10 NSSI кодируется как симптом пограничного расстройства личности.
Ключевые слова
В первой части обзора самоповреждающее поведение («селф-харм», СХ) рассмотрено как спектр прямых и непрямых форм девиантного поведения с акцентом на несуицидальное СХ подростков в сопоставлении со старшими возрастами и учётом гендерного аспекта. Уточнены распространённость, возможно, растущая, СХ в клинических и популяционных выборках, функции СХ; обсуждены модели (гипотезы) СХ и взаимосвязи несуицидального и суицидального поведения.
Ключевые слова
С каждым годом растёт число пользователей интернет. Цифровые данные могут быть актуальными маркерами в исследованиях психического здоровья, факторов риска психических заболеваний и самоповреждений. Цель исследования: выявить связь цифровых контент-данных и социально-демографических характеристик мужчин призывного возраста с несуицидальными формами самоповреждающего поведения. Материал и методы. Выборку составили 193 добровольных участника исследования - мужчины призывного возраста (в возрасте от 18 до 27 лет). Оценка несуицидальных самоповреждений производилась в рамках критериев DSM-5 и шкалы самоповреждающего поведения. Оценка параметров цифрового следа проводилась с использованием алгоритмов обработки данных на основе открытых и публично доступных данных социальной сети VK. Математическую обработку данных проводили с помощью программы SPSS-Statistics V26. Результаты. Проведённое исследование выявило, что 38,7% мужчин призывного возраста хотя бы раз в жизни совершали акт самоповреждения. В соответствии с критериями DSM-5, учитывающих не менее 5 самоповреждений в течение года, распространённость самоповреждений составила 22,6%. Порезы режущими предметами совершали молодые мужчины, имеющие низкий уровень образования (p=0,047), проживающие преимущественно в сельской местности (p=0,039). С высокой статистической значимостью в данной группе зафиксировано употребление психоактивных веществ и табака (p=0,0001). Удары кулаком, ногой, головой или корпусом тела по твердым поверхностям чаще совершали молодые люди, проживающие в городской местности (p=0,006), имеющие факты употребления наркотиков (p=0,001) и ранее привлекавшиеся к уголовной ответственности (p=0,003). Цифровой след молодых людей, совершивших самоповреждения, отличался наличием агрессивного контента на страницах профилей в социальной сети (p=0,02) и изображений с агрессивным содержанием (p=0,008). Заключение. Результаты исследования свидетельствуют о связи самоповреждающего поведения у молодых людей призывного возраста с низким уровнем образования, курением, употреблением алкоголя и наркотиков. Также показано, что цифровыми маркерами онлайн-активности в группе молодых мужчин, имеющих историю несуицидальных самоповреждений, являются размещение агрессивного контента в социальной сети и фотографий агрессивного содержания. Авторы полагают, что результаты исследования могут стать основой для разработки алгоритмов диагностики и программ информированной профилактики для молодежи.
Ключевые слова
Суицид представляет собой проблему для здравоохранения по всему миру, но существует не так много теорий, которые объясняют этиологию этого явления и способствуют эффективной превенции. В этой статье предлагается теория, объясняющая социально-психологический механизм развития суицидального поведения. Предполагается, что суициду предшествует напряжение, вызванное конфликтующими, разнонаправленными стрессорами в жизни человека. Теория суицидального напряжения (ТСН) предлагает четыре источника напряжения, которые ведут к самоубийству: (1) ценностное напряжение, проистекающее из конфликта ценностей; (2) напряжение стремлений, проистекающее из зазора между стремлениями и реальностью; (3) напряжение лишений, происходящее из относительных лишений, включая бедность; (4) напряжение совладания, происходящее из недостаточных навыков совладания перед лицом кризиса. Новая модель основана на представлениях об аномии (Durkheim, 1951 [1897]) и теориях напряжения, объясняющих отклоняющееся поведение (Merton, 1957) и преступления (Agnew, 1992), которые также учитывают суицид, хотя его объяснение и не становится главной задачей в этих концепциях. Дальнейшие количественные исследования должны тщательно проверить теорию суицидального напряжения, чтобы уточнить её на практике. Работа изложена в 2 частях. Настоящая публикация представляет Часть II.
Ключевые слова
Попытка суицида - распространённая в популяции форма девиантного поведения, ассоциирующаяся с высоким риском гибели вследствие реализации различных способов самоповреждений. Несмотря на это, в клинической практике нередко имеют место сложности в квалификации и диагностике суицидального поведения и суицидальных попыток, что может негативно отражаться на качестве оказываемой помощи и профилактике самоубийств. В этой связи изучение особенностей отдельных проявлений и возможных закономерностей развития суицидальных попыток имеет большое значение. В настоящей статье обсуждаются клинические характеристики истинных суицидальных попыток, начиная с перехода от суицидальных намерений до исхода ситуации. С целью максимальной наглядности и более глубокого понимания суицидального процесса, отдельных элементов и форм покушений авторами предложен оригинальный подход с выделением в динамике суицидальной попытки отдельных периодов (a, b, c, d, e), длительность и качественные характеристики каждого из которых имеют тесную связь с отдельными видами попыток. С этих позиций даны подробные клинические описания остановленных, прерванных и других форм суицидальных попыток, каждая из которых иллюстрируется наблюдениями из собственной клинической практики авторов. Приводятся клинические и динамические признаки для дифференциальной диагностики и обоснованной постановки диагноза суицидальной попытки, и их отдельных форм. В заключении авторами делается вывод о том, что предложенный подход с более чёткими клиническими характеристиками отдельных этапов суицидокинеза покушений и дифференциации от других форм может быть использован для повышения эффективности работы с суицидоопасным контингентом на этапах диагностики, коррекционной и превентивной работы.
Ключевые слова
Практически аксиоматичной считается связь наркотической зависимости и суицидального поведения. Однако без должного внимания остаются донозологические формы потребления наркотических веществ. В целом, влечение к психоактивным веществам может являться одним из вариантов реализации антивитальной активности. Представляется, что даже несистематическое потребление наркотических веществ приводит к заметным личностно-психологическим изменениям, и, возможно, к повышению суицидального риска. Цель исследования : выявление влияния несистематического употребления наркотических веществ на суицидологические характеристики девушек. Материалы и методы: обследованы 194 девушки-студентки нескольких высших учебных заведений г. Рязани в возрасте от 19 до 24 лет посредством заполнения анамнестического онлайн-опросника. Общая когорта исследованных была разделена на контрольную и исследуемую группы. В исследуемую группу вошли 78 девушек (средний возраст 20,8±1,4 лет), имеющих в анамнезе опыт несистематического потребления наркотических веществ различных химических групп (ДевНарк+), без признаков наркотической зависимости. Контрольную группу (ДевНарк-) составили 116 девушек (средний возраст 20,5±1,0 лет), не имеющих такого опыта. В качестве диагностического инструмента использовался опросник для выявления аутоагрессивных паттернов и их предикторов, а также, такие экспериментальнопсихологические методики, как: «Тест диагностики психологических защитных механизмов» (Life Style Index), методика Mini-Mult, опросник родительских предписаний. Математическая обработка данных была проведена с помощью программ SPSS-Statistics и Statistica 12. Результаты: в исследуемой группе девушек суицидальные попытки встречались в 3,5 раза чаще, чем в контрольной (15,38% против 4,31%), суицидальные мысли - в 2,7 раза. Таким образом, можно говорить, что даже несистематическое употребление ПАВ должно настораживать в отношении вероятного обнаружения парасуицидальной активности. Эпизодическое потребление наркотических веществ связано с наличием аффективной патологии, одиночества; в таком случае целью проб наркотиков является компенсация субдепрессивного фона. Отсутствие сформированной наркотической зависимости, к сожалению, выводит этот контингент из поля зрения наркологической службы. Девушки, имеющие опыт несистематического потребления наркотических веществ, в 2,5 раза чаще обнаруживали периоды депрессии, а также чувство виновности (55,13%). Чувство безысходности (60,26%), а также отсутствие чёткого смысла жизни (15,38%), также значительно чаще превалировали в исследуемой группе девушек (против 32,76% и 5,17% в контрольной). 28,21% девушек из исследуемой группы наносили себе самоповреждения (13,79% в контрольной). Склонность к неоправданному риску (39,75% против 19,83%), наличие опасных для жизни хобби (25,64% против 6,89%) чаще встречались в группе ДевНарк+, что позволяет думать о представленности рискованно-виктимного модуса реализации аутоагрессивных импульсов. Субъективное ощущение злоупотребления алкоголем подтвердили 20,51% девушек исследуемой группы (6,89% в контрольной); курение продолжительностью более двух лет выявлено так же в два раза чаще именно в первой группе. Исследуемая группа девушек чаще использует такие механизмы психологической защиты как «Вытеснение», «Регрессия», «Замещение». Родительское послание «Не существуй», чаще встречаемое в исследуемой группе девушек, является токсичным в отношении формирования аутоагрессивного сценария жизни и согласуется с полученными нами данными об уровне суицидальных паттернов в этой группе. Выводы: даже несистематическое потребление наркотических веществ существенно повышает риск суицидального поведения. Выявление донозологических форм употребления психоактивных веществ может использоваться как один из вариантов оценки риска аутоагрессивного поведения. Данный факт имеет важное теоретическое и прикладное значение для наркологической и суицидологической служб.
Ключевые слова
Нанесение себе порезов - распространённый в популяции вид травм, значительная часть которых не требует медицинского вмешательства. Однако прямое внешнее повреждение кожи и мягких тканей не всегда носит случайный характер. Порезы собственного тела так же могут быть совершены преднамеренно, в том числе по суицидальным мотивам или без них. Целью настоящего исследования было изучение основных характеристик лиц, совершивших умышленные самопорезы по суицидальным и несуицидальным мотивам, на основе анализа данных литературы с привлечением собственного клинического опыта. Результаты: В России доля самопорезов в структуре способов самоубийства по отдельным регионам составляет от 0,7 до 8,3%. Среди попыток суицида этот показатель значительно выше - до 54,5% у мужчин и 38,5% - у женщин. Частота порезов среди погибших и совершивших попытки различается как минимум в 10 раз. Среди поступающих в стационар после суицидальной попытки доля самопорезов может достигать 34-44%. Самые высокие показатели распространённости самопорезов связаны с умышленными несуицидальными повреждениями (НССП), и наиболее часто регистрируются у подростков: в России - около 17%, в европейских странах и США - от 17,1 до 46,5%. Преобладают женщины. Самопорезам свойственно неоднократное повторение, в том числе в течение длительного периода. Чаще совершаются по несуицидальным мотивам, но их наличие резко увеличивает риск погибнуть от самоубийств в течение последующего года (у подростков - более чем в 30 раз). У обращающихся за медицинской помощью преобладают различной глубины порезы предплечий в области поверхностных вен. Преобладают поражения недоминантной руки (94,5%), чаще (78,6%) множественные. У каждого пятого (19,1%) обнаруживаются рубцы от порезов, нанесённых себе ранее. До 40% порезов делается в скрытом от внешних взглядов местах, и обычно ассоциированы с предыдущим самоповреждением. Факторы риска преднамеренных самопорезов во многом схожи с другими формами НССП: женский пол, подростковый или молодой возраст, эмоциональные нарушения, низкая самооценка, тревожность и импульсивность, сексуальное, эмоциональное и физическое насилие, преднамеренные самоповреждения со стороны друзей, неполная семья, умышленное причинение себе вреда в семье, у взрослых - дополнительно - проживание в городе, отсутствие фиксированного места жительства. Алкоголь выявляется лишь у 16-22% пострадавших, но его употребление ассоциируется с более тяжелыми резанными ранами и значительно повышает суицидальный риск. При самопорезах медицинская помощь обычно ограничивается хирургическим компонентом, но хирурги часто не могут оценить суицидальные намерения пациентов, основываясь на характеристиках раны. Поэтому важно, чтобы они инициировали психиатрическую консультацию. В работе с данным контингентом предлагается мультидисциплинарный подход, включающий четыре этапа: 1. Первичная оценка. 2. Психологическое интервью. 3. Хирургическое пособие. 4. Реабилитация. Авторами в качестве иллюстраций приводятся наблюдения из собственной клинической практики. В заключении делается вывод о необходимости повышения уровня подготовки медицинского персонала в области суицидологии и девиантного поведения, а также организации профильных баз регистрации и учёта случаев самоповреждений (регистров).